Нет худа без добра. Несколько месяцев вынужденного бездействия он провел в Конгуре. Засел за учебники немецкого языка, а когда хотел проверить на практике свои теоретические познания, наезжал в Ашхабад, к Ивану Гербертовичу Розенфельду, старому другу отца, разговаривал с ним, с его женой Бертой и племянницей Гертой на их родном языке.
— Ты, Ашир, прямо-таки полиглот, — восхищался Розенфельд заметными познаниями своего юного друга. — А произношение-то, произношение, ты только вслушайся, Берта, — обращался он уже к жене. — Как у южанина Германии, так саксонцы разговаривают… — И старый чекист заводил с Тагановым беседу на немецком языке.
Наверное, Иван Гербертович, которого отец называл Гансом, его настоящим именем, был прав. Кому, как не ему, немцу, бывшему «спартаковцу», судьбой заброшенному в Туркестан в гражданскую войну, судить о познаниях Ашира в немецком языке.
А вот мать, старую Огульгерек, сын огорчал.
— Ты, Ашир-джан, день-деньской за книгой, — журила она. — И ночи напролет. Так и о женитьбе забудешь. Мне пора бы и внуков увидеть. Вон в Конгуре сколько девчат красивых да пригожих. А выйти за тебя, моего красавца, любая девушка за честь почтет…
— И ворона, говорят, ласкала своего вороненка: «Ох ты мой беленький!» — отшучивался Ашир и тут же, сдвинув на переносье густые черные брови, серьезно добавлял: — Женитьба не уйдет, и красавицы в ауле тоже не переведутся.
— Тогда, сынок, позволь Бостан замуж выйти! По обычаям нашим, ты знаешь, младшая сестра не вправе на это, пока старший брат не женится или ей не разрешит. Ты теперь ей и за отца. — Огульгерек по-бабьи всхлипнула, утерла кончиком платка повлажневшие глаза.
— Жених-то кто, мама? — Ашир обнял мать за худенькие плечи.
— Мельник колхозный… — Огульгерек подняла на сына глаза — в них застыла тревога. — Атали, сын Доврана, байского чабана. Ты его привел из песков…
— Тот самый, что у басмачей вожаком десятки был?
— Да он пробыл самую малость, никого не убил, не ограбил.
— Напрасно ты волнуешься, мама. Знаю я его. Бедняцкий сын, а в басмачах по неразумению оказался. Главное, человек правильный…
Мать облегченно вздохнула: счастье-то какое — Ашир понял ее, не стал противиться замужеству Бостан. Ох, как она опасалась, что Ашир вдруг заупрямится, помешает счастью Бостан. Не меньше Огульгерек переживала и за сына, боялась, как бы брак сестры не отразился на его службе: днями руководство ГПУ Туркменской ССР повысило Ашира в должности.
