— Товарищи! Это только начало. Путь продолжается!..
Он начал поздравлять по очереди каждого из ребят, словно уже отправляя их дальше в этот путь, а они, пожав ему руку, по-прежнему стеснительно переминались с ноги на ногу, явно не зная, куда деваться под прицелом сотен внимательных глаз…
Гремел духовой оркестр…
…А в это время по окраинной улице города к дому с верандой, запрятавшемуся в глубине густого зеленого садика, подходила девушка.
В одной руке она держала чемодан, через другую у нее было перекинуто легкое пальто. Ярко одетая, подстриженная под мальчишку, девушка выглядела очень изящной, милой…
Она прошла по садику и, поднявшись на веранду, постучала.
Приоткрылась дверь. Из нее высунулась краснолицая, словно распаренная, женщина с малышом на руках. Волосы у женщины, подобранные под оранжевую шелковую косынку, горбатились шишками бигуди. Концы косынки торчали спереди в разные стороны.
— Тебе кого? — спросила женщина.
— Бобровых.
— Нет их! — Женщина хотела захлопнуть дверь, но, увидев, что девушка села на чемодан, подозрительно покосилась на нее и, шагнув на веранду, неловко поддерживая малыша, сдернула с веревки простыню.
Девушка усмехнулась.
— А ты не кривись! Ходят тут разные. Квартиранты ушли, разбойника своего подкинули. За ним следи да еще за домом. Тебе кого надо-то — ее или самого?
Девушка опять усмехнулась:
— Самого. Сестра я Сашина.
— Сестра? Так что же сразу-то не сказалась, голуба? На вечере твой братец, на вечере вместе с Наденькой. Димочку мне доверили, а сами пошли! Да ты проходи, проходи! — Женщина на ходу схватила со стула какую-то тряпку, сунула под кровать. — Меня Авдотьей Мироновной кличут, а ты, кажется, Дашенькой прозываешься?
Даша прошла в комнату. Задержавшись у зеркала, поправила прическу.
Авдотья Мироновна умильно залюбовалась:
— Ишь какая! А братец твой здесь в героях! Прославленный на заводе. Сейчас знамя получает. И племянничек наш. В одной бригаде с ним.
— Племянник? — Даша обернулась. — Павлик?
— А ты знаешь его?
— Встречала у брата. Когда еще в ту их комнату приезжала.
— Вот-вот. Пустили мы их, значит, сюда, можно сказать, по-родственному. Александру-то, братцу твоему, — к заводу ближе. И Павлу нашему тоже резон. Как-никак бригадира его уважили. Все же начальство. Доход, понятно, невеликий от них, какой уж тут доход. Вот и Павел наш. Раньше прилично зарабатывал, а теперь учиться задумал. Ну, мы с Иваном Терентьевичем, с хозяином, значит, молчим. Не родители ведь: тетка да дядя. Его дело… Обидно, конечно, да молчим…
