Но вскоре все эти мысли рассеялись, и мать вновь отдалась воспоминаниям о сыне. Габриэл стал ворочаться, и ей показалось, что сына что-то тревожит во сне. Она вспомнила самые заветные часы, связанные с его детством, машинально положила ему руку на грудь и, низко склонившись над ним, вполголоса запела колыбельную песню, которую когда-то пела ему:
Бай, баю-баю, закрой глаза!
Росою звезд блестят небеса.
Через ущелья, через леса
С зеленой горы пришла коза,
Сладкий сон принесла коза,
Молока тебе принесла коза.
Из золота твоя колыбель,
Жемчужная у тебя постель,
Сверчок поет тебе, как свирель,
Подушка под головой — алмаз,
Звезда над землей — золотой топаз,
Луна в окне — как совиный глаз…
Она несколько раз пропела колыбельную, перекрестила сына, съежилась у его изголовья и положила свою иссохшую руку на загрубевшую, мускулистую руку сына.
* * *
Утром раньше всех поднялся с постели Михрдат. Он приготовил шашлык на завтрак, принес свежей зелени с огорода, накрыл на стол и тогда лишь окликнул гостей. Когда Габриэл вошел вместе с матерью в столовую, Михрдат с гостями уже готовились сесть за стол. Пеброне ни на шаг не отходила от мужа и все время что-то нашептывала ему на ухо. Во время завтрака уезжающих напутствовал Наапет.
— Родные мои, — обратился он к Гарсевану, Аракелу и Габриэлу, — сами знаете, мы всегда хотели жить мирно. Но вот началась война, и вы идете на фронт. Будьте отважны, ведь недаром у нас в народе говорится, что на смелого человека собака только лает, а труса — кусает. Слов нет, силен фашист, да только на кого он идет? На русских! Так ведь русские сумеют за себя постоять! Держитесь, чтоб не отставать от русских братьев, бейте так, чтобы раскрошились зубы у врага! Помните, что мы надеемся на вас.
А ты, сестрица Сатеник, утешайся тем, что родила такого сына-смельчака! Он любому мужчине не уступит. Ведь мужчина на то и рожден, чтоб всякую беду грудью встречать. Вернется он цел и невредим с войны, красавицу невестку в дом приведет, и все горести с твоего сердца словно чистой родниковой водой смоет.
Сатеник, слушая Наапета, кивала головой и взволнованно повторяла: «Да, дожить бы до этого, увидеть ту девушку, которую полюбит мой Габриэл… Ведь ни словечком не обмолвился сынок мой, любит ли кого или нет!.. Умереть за него и за любимую его!..»
Позавтракав, все встали и пошли гурьбой к вокзалу.
Габриэл шагал позади всех, ведя мать под руку. За последние два-три года Сатеник впервые выходила из дому.
