Цовинар подошла, села, тесно прижавшись к отцу, и вполголоса пожаловалась, что Давидик подрался во дворе с мальчишками и не хочет идти домой, боясь гнева отца. Погруженный в свои мысли, Вртанес рассеянно слушал дочь. Цовинар внимательно посмотрела на бабушку, перевела взгляд на отца и серьезно спросила:
— Папа, я и Давидик — мамины дети, а ты — бабушкин ребенок, правда?
Вртанес стряхнул с себя задумчивость и улыбнулся:
— Совершенно правильно: я — бабушкин ребенок, а она — моя мама… — И Вртанес, прижимая голову дочки к груди, с любовью взглянул на мать.
Какое счастье, что есть на свете человек, который может назвать его своим ребенком! И как трогательно, что это слово — «ребенок» — все еще звучит в устах Шогакат-майрик, хотя последнему ее «ребенку» уже идет двадцать первый год!
Но Цовинар не терпелось; пересев к бабушке, она потянула ее за рукав и спросила:
— Бабушка, папа когда-то был таким же маленьким, как мы, правда? И когда он шалил, ты его шлепала, да?
— Э-э, Цовик, только тебя не хватало… — жалобно сказала Шогакат-майрик. — Ты бы лучше пошла за Давидиком и привела его домой.
Она повернулась к Вртанесу и с тревогой в голосе сказала:
— И письма-то мы от Асканаза не успели получить. Хотя бы узнать, где он, что с ним…
— Рано еще, мама, придет письмо.
— Получим, правда? — словно говоря сама с собой, произнесла Шогакат-майрик.
В эту минуту в комнату вошел Ара и сообщил, что он отдал пакет, но Вртанеса вызывают в редакцию: вместе с бригадой писателей он должен сегодня выступить в военном комиссариате перед призывниками. Седа, хлопотавшая на кухне с обедом, положила на тарелку несколько кусочков мяса. Вртанес наспех проглотил их и вышел из дому.
* * *
Потянулись дни. Жизнь постепенно входила в новое русло. На заводах и в учреждениях, в клубах и на призывных пунктах, на собраниях выступали рабочие и представители интеллигенции, матери и жены, студенты и служащие — говорили слова, идущие от сердца, а потом принимались за работу и работали страстно и напряженно.
Объединенные в одну бригаду партийный работник и представитель армии, писатель и артист, профессор и врач воодушевляли отправляющихся на фронт. Пламенная речь сменялась лирическим стихотворением, после вдохновенного материнского увещевания люди слушали задушевную песню.
Вртанесу часто приходилось выступать в одной бригаде с сыном пожилой соседки Шогакат-майрик — Мхитаром Берберяном, с которым он сблизился за последние годы. Мхитар, смуглый молодой человек с правильными чертами лица, работал в Центральном Комитете партии. Мхитар отказался от брони, освобождавшей его от призыва в армию. Двадцать пятого июня его вместе с Вртанесом вызвали в военный комиссариат, чтобы отправить на курсы командиров, но потом командование отменило это распоряжение, находя, что они окажутся более полезными как работники редакций фронтовых газет.
