«За эти четыре-пять месяцев войны мне часто доводилось бывать в селах, на заводах, в госпиталях, на призывных пунктах. И где бы я ни бывала, я словно читала на лицах: «Вот видишь, и я выполняю нужную работу!» Я считаю неправильной пословицу «Подобное к подобному тянется»[9]. Если и один плох и другой плох, то такой союз не может быть длительным; точно так же, как не могут дружно жить хищники, так и люди с дурными наклонностями не могут ужиться, — ведь поведение каждого из них подчинено грубо эгоистическим целям. Именно хорошие наклонности людей делают их дружбу прочной.
Ты помнишь наш разговор накануне твоего отъезда? Я говорила тебе, что моя душа голодает без духовной пищи. И это действительно было так! Но потом я пришла к убеждению, что виновата сама. Да, моя вина, хотя мой эгоизм (который я ошибочно принимала за гордость) никому, кроме меня самой, не приносил вреда. Я поняла, что так больше жить нельзя: точно так же, как тело гибнет без пищи, черствеет и душа. Теперь я нахожу «пищу для души», работая в госпитале. Этим, конечно, не разрешается вопрос о моей личной жизни. Я тебе говорила уже, что не намерена изображать героиню романа. Но когда я прихожу домой и застаю Тартаренца и Заргарова, слышу их рассуждения, мне становится ясно, что эти люди заботятся только о личном благополучии, — душа у меня переворачивается. Невольно думаешь: неужели так и не проявит себя то хорошее, что, наверное, таится все же у них в глубине души?..»
Долгое время я находился под впечатлением этого письма. Как безжалостна ко мне судьба! Сперва Вардуи, потом она! Я не могу быть откровенен с Ашхен: ведь она надеется, что в Тартаренце заложено что-то хорошее и оно рано или поздно проявит себя, имею ли я право разрушить эту веру?..
5 ноября
Глубокая, беспросветная ночь. Снег белым покрывалом окутал землю. Сегодня мы на нашем участке отразили несколько атак: как видно, фашисты ослабили темпы своего наступления, хотя не перестают бахвалиться, что скоро возьмут Москву. Что ж, говорят ведь: «Язык без костей»… Вчера вечером я собирал командиров рот и взводов, чтобы разъяснить им боевое задание. Когда все разошлись, ко мне подошел Титов и попросил, чтоб ему выдали новые сапоги для нескольких бойцов его взвода. Я обещал, а затем справился о Поленове. Он замялся.
— Ну, ну, говори! Опять?..
— На этот раз, товарищ комбат, почти нечего сказать. Как вернулся из госпиталя, словно воды в рот набрал. Только недавно опять сострил по поводу сапог. Говорит: «Зачем мне рот открывать, когда вон сапоги мои за меня говорят, каши просят!»
