Конечно, Иосиф обманул, сказав, что не обиделся.
Конечно, Марина обманула, сказав, что ей понравились стихи.
Конечно, сейчас надо было бы выпить не горячего кофе из цилиндрического, напоминающего стреляную гильзу от корабельного орудия бака, а водки. Но водку тут не наливали, а наливали только пиво.
А пива не хотелось категорически.
Познание истины не только антропоморфно, но и совершенно интуитивно, напоминает блуждание в черной комнате или в ночном городе, где на квартал есть от силы два мигающих уличных фонаря.
После кафе всякий раз были долгие, до поздней ночи гуляния.
Спустя годы Майк Науменко (1955–1991) напишет песню об этом состоянии души и тела:
Мальчики и девочки ходят по улицам, надеясь
неизвестно на что.
Мальчики и девочки сидят на скамейках,
в парадных и в кино.
Их личная жизнь зависит от жилищно-бытовых
проблем,
И если бы не было этих проблем, то каждый завел бы
себе гарем.
Дома – мама и папа, в гостиницах – мест нет.
В общаге на вахте стоит вахтер, непреклонный,
что твой Магомет.
Целоваться в парадных – это так неудобно, особенно
зимой.
Все члены стынут, люди ходят мимо, отсутствует
душевный покой.
Расстались в огромном как вестибюль станции метро «Автово» парадном дома на Глинки. Марина, сказала, что не может позвать Иосифа в гости, потому что из Китая на несколько дней приехал ее дядя – дипломат Михаил Иванович Басманов, и вся семья в сборе.
Да и поздно уже…
29 января 1962 года Александр Аркадьевич Уманский (1933 г.р.), Иосиф Александрович Бродский (1940 г.р.) и Сергей Сергеевич Шульц (1934 г.р.) были задержаны в Ленинграде по подозрению в совершении преступления, предусмотренного статьей 70, частью 1 УК РСФСР.
«Самаркандский эпизод» вернулся.
Иосиф Бродский: «Когда меня арестовали в первый раз, я был сильно напуган. Ведь берут обыкновенно довольно рано, часов в шесть утра, когда вы только из кроватки, тепленький, и у вас слабый защитный рефлекс… вас привозят в Большой дом, допрашивают, после допроса ведут в камеру. И когда меня в первый раз в жизни привели в камеру, то мне между прочим, очень там понравилось. Действительно, понравилось! Потому что это была одиночка. кирпичные стены, но они замазаны масляной краской – если не ошибаюсь, такого зелено-стального цвета… Вас запирают. И вы оказываетесь тет-а-тет со своей лежанкой, умывальничком и сортиром. Если не ошибаюсь, восемь или десять шагов в длину. Примерно, как эта моя комната здесь, в Нью-Йорке…
Что еще? Окно, сквозь которое вы ничего не можете увидеть. Потому что там, кроме, как полагается, решетки, еще снаружи намордник… лампочка висит, вделанная в потолок. И она тоже забрана решеткой, чтобы вы не вздумали ее разбить. В двери, естественно, глазок и кормушка… дело в том, что, пока я там сидел, я не видел, как она открывается. Поскольку это была следственная тюрьма. И меня по двенадцать часов держали на допросах. Так что еду, когда я возвращался в камеру, я находил уже на тумбочке. Что было с их стороны довольно интеллигентно».
