На очередной станции в вагон вошла молодая пара и уселась наискосок от Любы. Парень положил руку на плечи девушки, а она, закрыв глаза, прижалась к нему, как бы затаилась, спряталась от внешнего мира. «И я такой же была, — усмехнулась про себя Люба, — боялась чужих взглядов».
Ей вдруг припомнилась их поездка к бабушке в Соколово. На такой же электричке, в сентябре, в такую же яркую и пышную пору бабьего лета они с Игорем ехали к матери Марии Владимировны, бабе Вере, копать картошку.
Баба Вера жила одна и, будучи не по годам крепкой и сильной, держала свою усадьбу в образцовом порядке. Корова Белянка давала по два больших подойника жирного молока. Куры и гуси, сытые и здоровые, дружно паслись на елани возле ворот. А огород даже пугал своими масштабами и обильным урожаем. Одной бабе Вере, конечно же, было не управиться с такой махиной. Поэтому каждую осень на ее усадьбе высаживался городской десант. Сначала это были отец и мать Любы, потом, после смерти отца, убирать урожай приходилось трем поколениям женщин, а уж когда появился Игорь, половину работы взвалили на его молодые плечи. Поигрывая мускулами, он легко орудовал вилами, выворачивая тучные картофельные гнезда. Люба, румяная от деревенского воздуха и физической работы, быстро складывала клубни в ведра, а баба Вера, как всегда, шустрая и неутомимая, таскала их под навес, где картофель сушился перед закладкой в яму.
Молодым и невдомек было, что бабушка, замечая их тайные переглядывания, в душе радовалась за них, а заодно вспоминала своего Володеньку, сложившего кудрявую голову где-то под Бухарестом. Прокуковала она свой век одна с той проклятой войны, но не потому, что всех женихов выкосила страшная сила, просто не нашлось второго такого, похожего на Владимира, — статного, ясноглазого, лучшего на четыре деревни гармониста.
А к вечеру истопили баньку. Люба по детской привычке пошла было вместе с бабой Верой, но та лукаво усмехнулась:
— Я уж сама как-нибудь ополоснусь, а ты — мужняя жена, молодайка по-старому. Кто ж ему спинку-то потрет да веничком попарит, как не ты?
Люба смутилась, покраснела до свекольного цвета, аж слезы на глазах выступили, убежала на кухню. Но в баню пошла вместе с мужем. А там уж дали волю молодой энергии: и хохотали, и плескали водой друг друга, и веником хлестались, и… В общем, все было! Уставшие, вышли на холод сентябрьского вечера. Вдруг Любу замутило, завыворачивало. Игорь перепугался, бегом к бабе Вере, переполошил старую. Она, бедная, потом даже заболела, слегла с сердцем. А с Любой ничего страшного не приключилось. Оказалось, беременная она была, на втором месяце. Вот так, после бани, и узнала о своем бабьем счастье.
