Игорь пришел в половине шестого и сразу же закрылся в ванной, так что начало было смазано. Люба успела произнести только первую фразу: «Мы давно не говорили по душам, Игорь!» Но уже от ничего не значащих слов Игорь сморщился как от лимона и поспешил запереться в ванной, буркнув на ходу: «Потом. Я приму душ». Но и после душа Любе никак не удавалось приступить к намеченному плану. К тому же она помнила прописную бабью истину: с голодным мужиком говорить — все равно что с волком в прятки играть. «Накормлю, тогда и поговорим», — думала Люба, наливая мужу грибной суп. Игорь ел молча, уткнувшись в тарелку, ни разу не взглянув на суетящуюся рядом жену. Она поставила на стол две чашки с душистым чаем и вазочку с его любимым печеньем и села напротив мужа. К своему чаю она не притронулась, ждала, когда Игорь закончит этот не то обед, не то ужин. А он не спешил. Допив одну чашку, тут же налил себе вторую. Он хрустел печеньем и глядел в синее от вечерних сумерек окно.
«Думает о чем-то. Наверное, о ней», — подсыпала соли на свою рану Люба.
Вдруг он прямо, в упор посмотрел ей в глаза. Люба смутилась, но глаз не отвела. Может, ей почудилось? Нет, к сожалению, не почудилось. В его взгляде сквозила стыдливая незащищенность, как у ребенка, нечаянно разбившего вазу. Женским чутьем Люба поняла: «Виноват!» А взглядом прощенья просил. Нет, не прощенья, а пощады. Но не потому что раскаивается, а просто боится. Боится скандала, разоблачения, унижения мужской гордости. Она тряхнула головой: «А вот не будет тебе пощады! Почему такая несправедливость на земле? Праведник грешника должен жалеть. А меня кто пожалеет? Ведь мне во сто крат горше! Это меня обманули! Над моими чувствами надругались! Мою кровь выпили без остатка. Вот я теперь какая — оплеванная, выброшенная за ненадобностью, выставленная напоказ к позорному столбу».
Ах, эта сладкая боль самоуничижения! Чем сильнее и ярче находились образные сравнения, тем легче становилось на душе.
— Игорь, — начала Люба голосом трагической актрисы, — мне все известно. Кто эта женщина?
— Но ведь тебе все известно, — усмехнулся он одними губами, не меняя выражения глаз. — Зачем спрашивать?
Люба не ожидала такого циничного ответа. Все что угодно, но только не эта холодная усмешка! Она отшатнулась, словно получила пощечину, задохнулась, растерянно уставилась на мужа, не зная, что говорить и делать дальше. Она не догадывалась о его душевном смятении. Показное спокойствие, с которым Игорь помешивал в чашке остывший чай, давалось ему большой ценой.
