Ни-чё себе! | страница 61

— Не, я сам.

Громыхая металлом, медленно подымаемся к себе.

Наташа сразу пристраивает ребят за стол, а мне помогает выставить велосипеды на балкон, а заодно осознать мой безответственный поступок.

Когда возвращаемся на кухню, Ромка, положив на стол голову, уже засыпает. Изо рта у него торчит недоеденный сверток блина. Ярошка сидит, откинувшись к стене, смотрит осоловевшими глазами куда-то в угол и медленно жует.

— Вкусно, — с набитым ртом одобряет он мамину стряпню.

— Как можно? Как можно доводить детей до такого состояния? — глаза Наташи начинают блестеть.

— Мам, — не разлепляя век, бормочет Ромка, — а наш город очень белый. На ступеньки похож.

— И мы живем на самой верхней ступеньке, — сонно заключает Ярошка, роняя в тарелку блин.

Ребята в лагере. Нужно без них кое-что сделать дома. Есть дела, в которых лучше им не принимать участие…

Давно, когда не только Ромка — Ярошка под стол пешком ходил, мы купили телевизор. Покупка основательная, громоздкая, запакованная в добротную картонную коробку.

— Ого! — сказал старший, когда телевизор извлекли из нее. — Настоящий дом.

Телевизору малыши уделили ровно столько внимания, сколько нужно для того, чтобы обойти его со всех сторон и пролезть туда и обратно между его ножками. Затем забрались в коробку, объявили, что тут будут жить, и, если бы не мое с Наташей вмешательство, остались бы в ней спать.

После того, как мальчиков уложили в кроватки, мы задумались.

— Научились же делать упаковку, — сказала Наташа, глядя на коробку. — Может, приспособим для чего? Добро как-никак.

Новый красивый с наклейками упаковочный ящик стоял посреди комнаты и внушал своим видом уважение. Выбрасывать «добро» было и в самом деле неловко.

— Да и ребятам понравился, — продолжала Наташа. — А? — И вдруг предложила: — Давай дом им сделаем.

И мы сделали дом — с двускатной крытой картонными черепицами крышей, трубой, окошками со ставнями и дверями на узорчатых петлях. На конек крыши поставили лихого петуха и разукрасили все веселыми красками.

С тех пор жизнь братьев потекла большей частью под крышей картонного домика.

Его стены много видели и слышали. В них экзаменовал по азбуке младшего брата Ярошка.

— Ромка! Какая буква?

— У! — бодро произносит Ромка.

— А эта?

— О-о, — слышу я.

— Правильно. Молодец, — поощряет Ярошка. — А эта?

Ромка на секунду задумывается и уверенно отвечает:

— О сломанная.

— Ха! Вот это сказал! Это буква С-с-с.

— Нет! О сломанная. Смотри.

— И смотреть нечего! Тебе говорят, С, значит С. Не знаешь.