Ни-чё себе! | страница 50



— Подумаешь, — забившись в угол своей кровати, мелко стучит он зубами. — Всего-навсего кнопку на пробке нажал. Вот сейчас немного посижу и включу.

В комнате уже почти темно. По потолку ползут багровые отблески. Все понятно — это проходят далеко на дороге автомобили. Но тени от фар похожи на те жуткие щупальца на потолке, которые появляются, если над папиным зеркалом расположить растопыренную ладошку и пошевелить пальцами.

Коридор заглядывает в комнату черным провалом. Холодильник «отхохотался», но счетчик, хоть и тише, по-прежнему уверенно и угрожающе выводит свое ж-ж-ж. Совсем как тот огромный и противный шмель, который летом гонял Ромку на Калдах вокруг столовой.

Шмель у столовой снова заставляет вспомнить о бифштексах. «Ну, хотя бы не котлету — огурчик бы. Мама купила для засолки целый бачок. Свеженькие». Ромка сглатывает слюну и тихонько скулит:

— И-и-и-и.

Папа с мамой и Ярошка еще не скоро придут, а придут — что скажут? Ярошка, конечно, тут же увидит бумажку.

— Ага, — засмеется он, — опять заклеивал.

И начнет глупости придумывать, вроде той тогда: кто залепляет пластилином, тот будет смелым командиром. Ромка передергивает плечами. Мама будет жалеть, обнимать, называть Романькой, чего доброго заплачет еще. Он громко всхлипывает. А папа, конечно, вздохнет, проведет ладонью по голове и скажет:

— Что же ты? Договаривались же?

Капли на щеках становятся крупнее, убыстряют свой бег. Ромка размазывает их, шмыгает носом. «Ну хоть какой бы огонек. Фонарик бы».

Он оглядывается на стол и вздрагивает. Там, со стола, вытянула вперед то ли хобот, то ли рог какая-то расплывчатая несуразная штука. Дыхание словно кто перехватывает, рука хватается за меч. Но, как бы там ни было, о фонарике теперь нечего и думать.

— И-и-и! Опя-ять боюсь! — и слезы вновь капают на колени.

На стене появляется медленно движущийся отблеск. Краешком глаза Ромка замечает, что рядом с кроватью будто огонь слабо вспыхнул. Он быстро оборачивается. Отблеск уже погас, но на спинке стула и в самом деле что-то теплится, Ромка протягивает руку — галстук. Ярошкин пионерский галстук.

— Галстук, галстучек, — шепчет он, вытягивая из-под наваленных на стул книг мягкий шелк. «Кто залепляет пластилином…» — Хорошо Ярошеньке. Его в пионеры приняли. Он галстук носит. Он… Галстук! — вдруг взвизгивает Ромка.

Он суетливо на ощупь ищет длинные концы галстука, находит, закидывает на шею и, торопясь, вяжет узел.

— Пионер! Всем… ребятам пример, — шепотом вспоминает Ромка. Неумелые пальцы спотыкаются, путаются, но он их заставляет шевелиться еще и еще. — Кто носит галстук, тот… честный, смелый, тот…, потому что… никого не боится…, потому что, тот… ни капельки не страшно!