— Папа! А катер можно на казну купить? — подскакивает ко мне Ромка.
— Катер? Чего уж катер! Корабль можно купить.
— Яроха! — взвизгивает Ромка. — Корабль можно купить!
Ярошка вскакивает на привалившуюся к обочине корягу и объявляет:
— Я — Сугомак! Кто со мной?
— Я! — прыгает Ромка вокруг коряги.
— Я, — говорю я, проходя мимо.
— Лево-наверх! Норд-вест-румб-аксель! — вытряхивает Ярошка из себя все морские, почерпнутые из Житкова, термины. — Абордаж!
— Норд-ваксель! Кого дашь? — восторженно вторит Ромка.
— Свободу Чили! Руки прочь от Занзибара! — это уже из телевизора и Чуковского.
— Прочь от… — непонятное и трудное слово младший сын заменяет набором неупорядоченных «з».
Обстановка накаляется до предела. Ребята размахивают сосновыми палками, бросаются в заросли кустарника, что-то там ожесточенно крушат и, довольные, возвращаются назад.
— Ярошка! Видал, как я дал, а он как грохнется! Голова вон туда на ветки полетела.
— Ага! А ты видел, я того, который с дерево, с одного раза — бац!
— Ага! Ярошка… Ну, погоди! А я как… Ну, Яроха!..
Пацаны подпрыгивают, почесывают ноги. На них явные крапивные следы. Видимо, «те» без боя не сдаются. Но я спокоен. Главное — найденные сегодня сокровища будут использованы для пользы.
Лес расступается, и перед нами открывается площадка, упирающаяся в каменное обнажение горы с зияющим у земли черным провалом.
— МАЗ может въехать, — уважительно говорит Ромка и жмется к моей ноге.
— Въехать-то въедет, да только не выберется, — в тон ему уточняет Ярошка, беря меня за руку.
Пещера действительно производит внушительное впечатление. Хмурое нагромождение серых плит и валунов уходит в глубь земли, чувствуется, что наружу выглядывает только краешек цельных монолитов, перед огромностью и необъятностью которых спасует не один МАЗ.
— Пап, а ты говорил — оскверняли, — смотрит на меня Ромка.
Да, говорил. Что-что, а это сын запомнил, В моей памяти пещера осталась разноцветно-лубочной, испещренной снаружи фамилиями, инициалами, краткими изречениями.
— Время съело, наверное, — отвечаю я.
— Как это?
— А так. Дожди, ветры, снег — убрали, стерли все.
— А почему сейчас не пишут?
— Почему, почему! — сердится Ярошка. — Ты один, что ли, свои плакаты смотришь?
Увязавшийся за нами настырный слепень делает вираж, нацеливается на кого-то, промахивается и врезается в темную пасть пещеры, откуда тут же стремглав вылетает обратно и уносится прочь. От пещеры веет зимней стужей и сумраком.
— Пап, вред? — кивает Ромка на пещеру.
