— Молодец! Где взял?
— Пацаны во дворе нашли.
— Узнал, где?
— Нет, — голос сына тускнеет.
— Что же ты?
— Я сейчас! Узнаю!
Ромка разворачивается и мчится в коридор. За ним — Ярошка. С лестничной площадки доносится быстро удаляющийся вниз галдеж.
Из кухни выходит Наташа.
— Что за шум? — спрашивает она, и тут же по лицу ее пробегает брезгливая гримаса. — Мерзость. Выброси сейчас же. А платок-то, платок! Только утром чистый выдала. Опять стирать.
Я только сейчас замечаю, что грязная тряпица — не что иное, как Ромкин платок, и абсолютно согласен с Наташей, что «Опять стирать». Но не выбрасывать же гусеницу. Я о такой всю жизнь мечтал.
Слышу снова шум и крики.
— Я! Я скажу! Я первый нашел!
— Нет я! Я узнал…
Первым влетает старший, более быстрый Ярошка и с порога выпаливает:
— На сирени!
Ромка входит следом, губы кривятся, молчит. Будто не слышу Ярошку, спрашиваю:
— Ну что, узнал?
Ромка кивает.
— Где?
— Под сиренью нашли, в палисаднике, — хмуро говорит он.
— В доме напротив, — добавляет Ярошка.
— Значит, сирень? — уточняю я.
— Сирень, сирень! Да что тут думать, — торопится старший.
— А может, не сирень, — возражает Ромка.
— Да сирень, не слушай его.
— А под сиренью картошка растет.
— Да что, гусеница — свинья, чтобы картошку есть.
— А может, и ест!
— А вот и не ест!
— А вот и ест!
Я обрываю их перепалку:
— Тащите и сирень, и ботву. Да не забудьте…
Последние слова мои уходят в пустоту — братья громыхают далеко на лестнице.
Кладу гусеницу в картонную коробку. Под садок приспосабливаю специально заготовленную большую банку, на дно которой ставлю другую с водой. Готов садок. Все сооружение устанавливаю на кухонный подоконник рядом с горшком пышно разросшейся герани. Место хорошее: банка никому не мешает, и наблюдать за гусеницей удобно.
Тонкий дребезжащий голосок отвлекает меня от моих забот. Выглядываю в окно. У подъезда противоположного дома ругается старушка и грозит кулачком в сторону нашего дома.
— Во!
Я оглядываюсь. Позади стоят запыхавшиеся братья. У Ярошки — охапка веток сирени, у Ромки — беремя картофельной ботвы. С тонких корешков свисают завязавшиеся клубеньки.
— Это что такое?
— Сирень, — Ярошка протягивает мне ветки.
— Картошка, — Ромка подправляет свисающие стебли.
— Сирень-картошка! Ваша работа? — показываю я в окно.
Ребята смотрят в пол, переминаются. Я подбираю подходящие для случая слова, но меня отвлекает Ромка.
— Пап, гляди, гусеница-то…
Гусеница уже освоилась, выбралась из коробки и пыталась ползти по оконному стеклу. Напускаю в голос побольше строгости:
