Некоторые лица были просто шарлатанами, которые избрали для себя профессией разоблачение врагов народа. Они терроризировали всех, бесцеремонно заявляя в глаза: «Вот этот — враг народа». Прикипало к человеку это обвинение, привлекало внимание, органы НКВД начинали разбираться. Следствие, конечно, велось тайно, к человеку приставляли агентуру, а потом доказывали, что этот — действительно враг народа[39].
По настоянию отца 19 сентября 1937 года Леонид написал заявление с просьбой предоставить ему длительную отсрочку от учёбы «по личным обстоятельствам», для решения его «дела» в ЦК ВЛКСМ (несколькими месяцами ранее он был отчислен из организации за нарушение Устава). В тот же день он написал объяснительную записку руководству школы, обещая исправиться, если ему дадут ещё один шанс. Руководство, по-видимому, ему поверило, поскольку, в конце концов, он получил документ об окончании школы.
Действительно ли Леонид исправился, опасаясь возможного ареста? Как ему удалось избежать обвинения в троцкизме? Невозможно представить, чтобы Никита Сергеевич напрямую вмешивался в судьбу сына: в нашей семье категорическое неприятие блата былом делом принципа. В другом разговоре со мной тётя Рада утверждала: «Тянуть детей, создавать для них привилегии было против родительских правил. Отец считал, что для детей любой труд должен быть почетным, и, к примеру, Лёнино ФЗУ было с радостью принято. К тому же, он пошел в летную школу в провинции, а не поступил в престижную военную академию, как дети других политических руководителей».
В то же время в русской культуре настолько сильны всегда были традиции фаворитизма, что порой от них непросто отмахнуться. Старший Хрущёв мог сам не просить за своего сына, но советская система была устроена так, что в ней отлично знали, как помочь важным людям и их родственникам. Мне рассказали, как после войны дядя Сергей, который всегда был отличником, поступил в киевскую мужскую школу № 24 и, получив свою первую пятерку, поспешил сообщить об этом родителям. Его мать тут же спросила, была ли эта оценка заслуженной, и Сергей честно признался, что не совсем. На следующий день Нина Петровна пошла к директору школы и попросила впредь оценивать её детей только за реальные достижения. Точно так же московское начальство могло посоветовать руководству авиашколы выдать Леониду диплом, чтобы не огорчать его влиятельного отца.
Совсем другое дело — дружба Леонида с троцкистами в школе. Просто удивительно, что он не был арестован. Имя Хрущёва здесь бы ему не помогло; Никита Сергеевич прекрасно знал, что с людьми с Лубянки лучше не связываться. Даже более близкие к Сталину люди, такие как маршал Семён Будённый, глава московской партийной организации до Хрущёва Лазарь Каганович и даже Вячеслав Молотов, не заступились и не могли заступиться за членов своих семей
