Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах | страница 28

Часто после обеда, когда я делала перерыв в занятиях, а бабушка заканчивала читать многочисленные литературные журналы, мы с ней садились попить чаю и поговорить в её комнате. Помимо деревянного обеденного стола, в ней были старинный радиоприемник, проигрыватель, телевизор, кушетка и несколько простых стульев. Эти предметы были центром её уединенного существования. На столе громоздились аккуратные пачки газет и журналов с торчащими из них закладками, ожидающие «проработки». Иногда я думала: «Вот, что осталось от великой Советской власти». Меня подмывало спросить её о Молотовской «версии КГБ»; я хотела знать больше о судьбе Леонида. Почему это было плохо для меня оказаться такой же, как её приёмный сын? Но я, как обычно, промолчала и лишь наблюдала, как бабушка в её простом ситцевом платье и тёмной шерстяной кофте, наброшенной на плечи для тепла, ловко орудует ножницами. Рассказывая мне историю своей жизни, она вырезала из газет и журналов понравившиеся ей статьи и всякие полезные сведения и рассылала их родным и друзьям. Моя мама до сих пор хранит эти вырезки.

Нина Петровна родилась в 1900 году на Западной Украине в крестьянской семье Петра и Екатерины Кухарчук, живших в деревне Васильево близ города Холм (ныне Хелм) Люблинской губернии, входящей сегодня в состав Польши[28]. Кухарчуки имели свой дом, надел земли и даже лошадь. «Мы жили получше Хрущёвых в России», — бывало, говорила она с выражением шутливого превосходства. Она также гордилась тем, что всегда очень хорошо училась — дидактический кивок в мою сторону — настолько хорошо, что местный пастор убедил её отца, что она должна продолжить образование. Так Нина оказалась в Одессе — крупном черноморском порте и четвертом по величине городе Российской империи, именуемом «восточным Рио-де-Жанейро» за теплый климат и красивую архитектуру. Успешно окончив курсы при элитной Мариинской женской гимназии, Нина осталась в Одессе учить науке и манерам юных девушек.

Когда бабушка рассказывала мне свою историю, я как раз читала Шарлотту Бронте к экзаменам, и подивилась сходству её судьбы с судьбой Джейн Эйр. «Моя любимая книга, лучший образец упорства и настойчивости в достижении цели, — пояснила Нина Петровна. — Когда твоя мама была маленькой, я читала ей её на ночь». Конечно, бабушка, которая всегда с готовностью превозносила преимущества коммунизма над капитализмом, не преминула подчеркнуть различие: в буржуазной викторианской Англии возможности женщины были ограничены желанием выйти замуж. Она с гордостью рассказывала мне, как, откликнувшись на революционный призыв, вступила в подпольную организацию большевиков. Я подумала, что боги революции, должно быть, имели чувство юмора: бабушкина фамилия Кухарчук по-русски и по-украински значит «кухарка». Но пошутить вслух я не осмелилась, поскольку в тот момент она как раз описывала, как начала культивировать идеальный образ ленинской «кухарки».