Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах | страница 26

Борьба с безграмотностью стала одним из главных способов, которыми новые кремлёвские лидеры надеялись достичь цели просвещения нации. Создание на фабриках социально сознательных коллективов самореализующихся пролетариев — советских «сверхлюдей» — привело бы к дальнейшему прославлению идеалов коммунизма. Во всяком случае, такова была теория.

В отношении моего деда эта теория сработала. Он не мог дождаться, когда сможет приступить к самореализации посредством учёбы. Не желая быть просто солдатом революции, он всерьез воспринял обещание Ленина «научить каждую кухарку управлять государством»[26]. И, как та самая целеустремленная кухарка, в 1921 году поступил на рабфак техникума в Юзовке, где вместе с другими жаждущими знаний рабочими изучал математику, литературу, физику и идеологию. Очень скоро он выбился в политические лидеры студенческого коллектива и был назначен секретарём партийного комитета техникума. А ещё привлек внимание преподавателя истории Нины Кухарчук, которая влюбилась в выдающегося студента, как ранее влюбилась в большевизм. Вскоре она стала для него не только учителем.

Я впервые узнала эти подробности из жизни моих бабушки и деда летом 1981 года, сразу после того, как сменила фамилию. В то время я готовилась к вступительным экзаменам в Московский государственный университет, но особенно не усердствовала. Я наслаждалась свободой и независимостью и хотела больше общаться с друзьями и мальчиками. Если честно, я тогда была по уши влюблена и собиралась замуж.

Мама не знала, что со мной, напрочь отбившейся от рук, делать, и обратилась за помощью к бабушке. Было решено, что я поживу пару месяцев в Жуковке. В конце концов, бабушка была профессиональным учителем строгой советской закалки, и мама ещё помнила свою нелегкую жизнь в старших классах школы. «Как-то, — рассказывала она, — мой класс в полном составе прогулял химию, а поймали только меня. Учительница позвонила Нине Петровне, и мне досталось по полной программе. Ты Хрущёва, выговаривала она, ты должна подавать пример, а не нарушать дисциплину вместе со всеми. После этого она еженедельно созванивалась с учителями, и они держали её в курсе всех моих дел».

Мама позже признавалась мне, что, с учётом этой истории, решение послать меня к бабушке было довольно суровым. Наше с сестрой воспитание не было таким строгим, как у неё. После смерти отца, с матерью, вечно занятой на работе — она работала заведующей литчастью в театре имени Вахтангова — мы были предоставлены себе и нашей няне Маше. В СССР все состоятельные семьи имели платную прислугу; в нашем же случае Маша была полноценным членом семьи, и более заботливого и надежного человека было просто не найти. Маша приехала из бедной деревни в Орловской области и была страшно суеверной: верила в то, что полнолуние помогает вылечить ячмень, и что ехать куда-то в понедельник — дурная примета. И хотя, с одной стороны, присутствие Маши как-то очеловечивало наше преимущественно интеллектуальное воспитание, её воспитательные стандарты не дотягивали до бабушкиных. А в этом случае, мама чувствовала, мои мозги нуждаются в более строгом контроле, хотя и понимала, что я могу счесть ссылку во «Вдовью деревню» посягательством на мою свободу и воспринять её как личный Гулаг.