День и ночь шли дожди. На третьи сутки позицию сплошь залило водой, пушки, наглухо укрытые чехлами, походили теперь на каких-то сказочных животных, остановившихся отдохнуть и напиться. Расчетам пришлось рыть обводные канавы, чтобы вода не затопила орудийные окопы, не хлынула в землянки. А потом обнаружилось: верховая вода — не самое страшное, опаснее воды грунтовые: под ногами, в землянках, захлюпало, зачавкало, вырытые у порогов колодцы за ночь наполнялись доверху.
Обувь не просыхала.
Танечка-санинструктор в огромных резиновых сапогах, с тяжелой сумкой на боку день-деньской шлепала из землянки в землянку: «Ой, мамочка родная… Умереть можно…» Совала в носы бумажки с белым порошком, давала глотать какую-то отвратительную коричневую бурду, и возражать ей было напрасным делом.
— Шляется тут, — не выдержал однажды Суржиков, прочищая белые ноздри. — Тоже — спаситель. Заставь дурака богу молиться…
— Зачем же девку зря хаять? — возразил Чуркин. — Танюшка, она, брат, молодец, а там, где профилактика, там хворь не ночует.
Однако, оставшись наедине с Бондаревичем, высказал мысли прямо противоположные:
— Порошочки, микстурочки, это все одно что мертвому припарка, и если не поработать мозгой, окочуреем мы тут вскорости. Вот же, скажите, как заживо в могиле…
— Надумал что-то, Осипович?
— Возле кухни доски лежат. Если Мазуренко по шеям не даст — выйдем из положения.
Из каких-то планок собрал Чуркин решетки на пол — обувь поставить, к печке подойти, из досок-сороковок сколотил сходни. Перекинули их с порога прямо на нары.
К вечеру такие сходни появились в каждой землянке.
Мазуренко, вернувшись из тылов, сразу обнаружил пропажу. Промокший до костей, хромой и хмурый, молча обошел расчеты, вызвал командиров орудий на центр, под дождь.
— Значит, скомандовали? Ох, якие ж вы умные, сукины сыны!.. Ну добре, нехай будет так, грэць з вами, только за такую самодеятельность я приберегу для вас по наряду вне очереди. На «потом». Уси чулы? За мною не пропадет. Ты чого, Кривоносов, губами шлепаешь? Цэ мне треба шлепать, бо вы меня ободрали, як того зарезанного козла, и навес над кухней придется мне з воздуха робить.
— В грязи ведь по колено, товарищ старшина… — резонно заметил Кривоносов.
— А повариха по паркету гуляет. И кастрюли на паркет ставит, грэць бы ее взял…
— Надо, наверное, и о нас заботиться…
— О! Оце ты добрый совет мне подал! И за этот совет я тебе, Кривоносов, ще один наряд подкину. Всем по одному, а тебе аж два. Идите к бисову батьку. Треплете языками, мокнете як цуценята, а дощь, вин же зараза, идет…
