Андрей невесело усмехнулся:
— А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо…
— Так оно и есть! — сказал врач. Потом, уже совсем серьезно посмотрев в глаза Андрея, добавил: — Главное, гнать воспоминания! Раз и навсегда забыть о своем окопчике, о той реке, о танкистах. Все это было, но быльем заросло. Вот так… Желаю здравствовать, молодые люди, жить-поживать да и детей наживать. Машина будет через полчаса, надеюсь, вдвоем вы скучать не станете.
Он ушел, а они, оставшись вдвоем, долго сидели молча, каждый думая о своем. Наконец Анюта сказала:
— Будем жить, Андрюша. Война, небось, вот-вот закончится, все пойдет по-новому. Зарабатываю я на шахте неплохо плюс твоя пенсия — проживем! А насчет разных там воспоминаний доктор говорит правильно. Незачем травить свои раны, ни к чему это.
Андрей промолчал. Чудак-барин этот доктор! «Главное, гнать воспоминания! Раз и навсегда забыть о своем окопчике, о той реке, о танкистах…» Да как же обо всем этом забудешь? Только закроешь глаза, как оно сразу начинает стучаться и в мозг, и в сердце твое, и все ты начинаешь и видеть, и чувствовать так, будто до сих пор сидишь в том окопчике, считаешь-пересчитываешь оставшиеся в карабине патроны и слышишь, как немец слева кричит: «Иван! Ти зачем не продолжать дипломатише переговоры? Тебе есть отшень больно?»
Издевается, сволочь! Вот подожди, пройдет чернота в глазах, я тебе покажу дипломатише разговор! Паразит! Узнать бы только, что это за лодка плывет от того берега и что в ней за люди. Если наши…
— Андрей! Слышишь, Андрей? Эх ты, чижик-пыжик ты мой!..
Сколько раз еще придется ей повторять вот эти слова: «Андрей! Слышишь, Андрей? Эх ты, чижик-пыжик ты мой…» Он будет гнать и гнать от себя свои воспоминания, будет закрываться от них дрожащими руками, а они все чаще и чаще будут стучаться и в мозг его, и в его сердце, опустошая его душу, выматывая из него последние силы. Потом, уже ослабевший, уже потерявший в себя веру, он ко всему попривыкнет, со всем смирится, но жизнь его вначале разделится на две части — прошлое и настоящее, а затем настоящее отойдет, а прошлое станет единственной реальностью, в которой его существование превратится в пытку…
Через полгода после того, как Павел провалился на экзаменах, Андрей Селянин принял свой последний бой. Нет, он не умер, он так и погиб в этом бою, с предсмертным вздохом судорожно вскинув руки, словно прижав к плечу карабин. А за минуту перед этим он спросил, шевеля худыми бледными пальцами, будто пересчитывая патроны:
