Ей пришла тогда в голову радостная и одновременно пугающая догадка: а вдруг это Харитон? Вдруг это он, раненный или контуженный в бою, слепой, теперь живет где-то вдалеке от Осетии, не желая навязываться никому? Разве не бывало так? Бывало, тысячи раз бывало!
Она не спала тогда несколько суток, твердила про себя: жив, жив! Жив и нашелся, написал ей! Пусть слепой! Пусть без руки или без ноги — все равно! Она будет любить его и таким, будет любить так же, как любила всегда, а может быть, и больше! Она поедет и найдет его! Он не станет жить в доме для слепых, ни за что! Разве нет у нее своего дома, разве нет рук, чтобы прокормить любимого человека?
Она взяла отпуск и поехала в Куйбышевскую область, в село, названное в письме… Увы, это был не Харитон, а престарелый осетин, заброшенный сюда в годы войны и желавший вернуться перед смертью на родную землю. Илита сделала для него все, что могла…
Но, как ни странно, после этой, в сущности, напрасной поездки надежда найти Харитона еще больше утвердилась в сердце Илиты. Нет, она ждет не напрасно! Найдется ее Харитон, обязательно найдется! Это будет чудо, но разве нет чудес на свете? Теперь Илита с трепетом ждала прихода почты, надеясь и веря, что когда-нибудь розовощекая Маша, почтальон, принесет ей драгоценный листик бумаги, исписанный знакомым до боли почерком…
Громкий детский смех вывел Илиту из задумчивости. Она охватила одним взглядом — внимательным и любовным — весь сад, всех ребятишек. Цветы жизни!.. Как хорошо назвал детей Горький! Малыши играют, малыши резвятся, их разноцветные трусики и рубашонки вспыхивают пятнами мозаики в зеленой тени деревьев. Лепестки отцветающих яблонь падают на головы детей, путаются в косичках девочек, ложатся на плечи… Страшно представить себе, что было бы с ними, если б вновь разразилась война. Война… Лучше бы и не слышать этого слова ее питомцам!
Илита вспомнила фотографию в одной из газет: обожженные напалмом детские лица и ручонки, искаженные предсмертной болью глаза вьетнамцев… Когда же это кончится? Что сделать для того, чтобы визгливый и страшный голос войны утих, сгинул?..
Снова звякнула щеколда калитки. Илита настороженно оглянулась: неужели дядюшка Дзабо вернулся?
Во двор детского сада вошла розовощекая, пышущая здоровьем Маша, Она шагала, еще издали улыбаясь Илите. На боку у нее была большая сумка, набитая газетами и письмами.
— Совсем замучили меня твои писатели, Илита! — «Писателями» она называла тех, кто пишет письма. — Ты одна, наверное, получаешь больше писем, чем вся наша Камбелеевка.
