Саламов рывком поднялся из-за стола; руки его, державшие шляпу, дрожали.
— Ты хочешь напомнить мне о плене? Да, я был в немецком плену… Но разве после войны я не искупил свою вину? Я работал за десятерых, я давал стране лес — тысячи и тысячи кубометров сибирского леса дал я народному хозяйству! Ты, Илита, всегда была справедливой, недаром мы выбирали тебя в Верховный Совет… Почему же сегодня ты несправедливо судишь меня? Почему?
— По-разному можно жить и в плену, — сказала Илита.
Саламов молчал. Затем вдруг заговорил, злобно блестя глазами:
— Всю жизнь несчастья преследуют меня! Был еще мальчишкой, когда отца назвали кулаком… Каково было мне жить с тавром последыша кулака?..
— Ну-ну! — сердито замахал руками Дзабо, будто отгоняя от себя страшные сны. — Что нам вспоминать старое? Кто его вспомнит, тому глаз вон! Пусть у него ночью зубы болят, пусть в дороге его конь падет, пусть зимой его дом сгорит… Не затем мы сюда пришли, чтобы старину вспоминать…
Илита улыбнулась.
— Видите, что получается, — сказала она, поглядывая на Дзабо. — То вы всё на старину кивали, а теперь — конь падет, дом сгорит… Чему же мне верить?
— Ну и язык у тебя, сестра! — Старик покачал головой. — Тебе слово, а ты поперек — двадцать. В мое время женщина на седобородого и глаза поднять боялась…
— Ха-ха-ха! — от всего сердца расхохоталась Илита, блеснув сахарной полоской зубов. — Опять старину вспомнили, дядюшка?
— Ладно. Хватит. Перестань шутки шутить да зубы скалить! — сердито одернул Илиту старик. — Ты Саламову прямо ответь. И извини, если что не так сделали. Может, зря к тебе на работу с этим разговором пришли? Может, домой надо было?
Лицо Илиты снова посуровело. Она резко ответила:
— А какая разница? Что на работу, что домой. И дома, и здесь — везде у меня для вас один ответ. Вы это знаете, дядюшка Дзабо. Так чего же вы от меня хотите? — Она смотрела только на старика, словно тут и не было никакого Саламова. — И пора бы забыть о тех обычаях предков, которые оскорбляют женщину. После революции немало лет прошло, а некоторые все еще жуют старину, назад оглядываются. Неужели не надоело?
Дядюшка Дзабо снял и снова надел свою войлочную шляпу. Затем он заговорил. Слова его звучали грустно, задумчиво.
— Ах, Илита, Илита… Ты еще не знаешь, что такое старость. И ты не вечно будешь молода… Где найдешь ты друга на старости лет? На кого обопрешься? В конце концов, зачем живет женщина, а? Я скажу тебе: чтобы рожать детей, служить украшением семьи, дома…
