«Какого еще письма?» — подумал тот, ощущая, как кто-то словно бы гладит мягким перышком виски. Он просил сына не лезть в чужие мысли, но как быть, если ты даже мычать не в состоянии?
— Дедушка написал, — ответил Том. — Я всё слал и слал сов… к тебе — бесполезно, они просто не долетали. Тогда я отправил нескольких домой, но никто не отзывался. Я просил директора, деканов отправить меня сюда, ну хоть самим проверить, что с вами со всеми такое… Они отказались…
Том коротко хохотнул.
— Маггловские войны — не их дело! А мой приют — я уже узнал, — разбомбили. Почти все выжили, даже засранец Стаббс, а Фланни погибла. Не побежала за всеми, когда пожар начался, сидела и мычала, как всегда…
Он долго молчал, потом сказал:
— Я сбежал к чертовой матери. Плевать, пусть исключают. Мне нечего там больше изучать.
«Да как дед тебе написал-то?!»
— Просто, поймал мою сову за хвост и сунул ей в клюв записку. Думаешь, они с бабушкой вовсе ничего не понимают? Ну, что я… не совсем обычный? Они из ума не выжили, и за дураков ты стариков не держи, вот что. Дед сам слёг, когда тебя привезли таким вот, но скоро поднялся, потому что… ну, потому что не мог же он бросить бабушку с тобой совсем одних?
Том шмыгнул носом и добавил:
— Я обещал не воровать. Но больничное крыло все-таки обнёс, выволок, что сумел. Дома я такого не сварю, не из чего… Пей, — он осторожно приподнял отцу голову и поднес что-то к губам. — Должно помочь, я всё выспросил у школьного медика. Раз мозги у тебя работают, остальное починить не сложно. Я же волшебник, как-никак!
Риддл-старший чуть не захлебнулся нестерпимо горьким питьем, но покорно проглотил. Волшебство или нет, жить ему хотелось нестерпимо, и не в растительном состоянии, а… ну хоть как отец после первой войны, с осколками в груди и ноге, вечными болями, риском умереть в любую минуту, если клятый осколок дойдет до сердца, но способным передвигаться и разговаривать!
Когда он открыл глаза…
Что? Открыл?..
Он посмотрел в потолок, увидев с детства знакомую трещину, почему-то напоминающую Иггдрасиль, — ее как ни заштукатуривай, все равно проступает, покосился в сторону — за окном рассветало, в другую — Том сидел возле кровати, уронив голову на скрещенные руки.
— Эй… — едва слышно позвал Риддл-старший, вернее, попытался — из горла вырвался только хрип, но Том подскочил, как ужаленный. Глаза его были обведены темными кругами, он осунулся и казался бледнее обыкновенного, будто не спал несколько ночей кряду. Должно быть, и впрямь не спал…
