Подойдя к бетонке, он встретил секретаря парткома Колыванова Матвея — в черной хромовой тужурке, в рабочей кепке и таких же сапогах-вездеходах, какие носил Дынников. Секретарь был высокий, плечистый, с широким лицом и строгим взглядом. Они пожали друг другу руки.
— Нас уже знают, как богатых, — сказал инженер. — Один из контрагентов сегодня залез к нам в карман.
— …И сколько вынул? — с растяжкой, басом спросил Колыванов.
— Трест механического транспорта… на пленуме крайисполкома клялся в дружбе с нами, а теперь… поживиться вздумал. — И Борис Сергеевич передал содержание бумажки, о которой так восхитительно доложил ему Макар Макарыч сегодня утром.
— Ого, два миллиона!.. и на двадцать лет рассрочки? — протянул Колыванов. — Для них мы действительно на семи верстах один Акимка с денежкой… За такой аппетит по головке мама гладит… Экскаватор не подняли еще?
— Да… иду туда.
Они пошли вместе, обсуждая советы американского эксперта: после посещения по-новому вставал вопрос о временных сооружениях и подъездных путях; приходилось особо следить за работой землеройных машин и грузовиков, которых не хватало. Но и то немногое, чем владели Колыванов и Дынников, ломалось здесь, горело как в огне, — должно быть, с этого и начинается знакомство деревни с машиной и дальнейшее освоение.
В мокрой ложбине на пустыре лежал у канавы экскаватор «Лорейн», под которым вчера оползла земля. Вытянутая стрела с зубастым ковшом вдавилась в свежую глину, насыпанную длинным высоким холмом.
Двенадцать человек землекопов — больше всего молодежь — долго бились над этой железной тушей, всяко пробуя ее поднять, но она не поддавалась, а два гусеничных трактора и подъемный кран, стоявшие неподалеку, люди не умели приспособить к делу. Да и работали недружно, с ленцой, чтобы провести время, а потом отступились вовсе.
Только машинист, напуганный бедой, да низенький сухой и проворный старичок Харитонушка продолжали трудиться, силясь что-то сделать вдвоем.
Землекопы расселись кто где и закурили. Сережка Бисеров — рябой, побритый парень с голубыми глазами и коротким воробьиным носом — уселся на самой вершине свеженасыпанного холма, подложив под себя дощечку.
Было жарко, Сережка расстегнул ворот зеленой, выжженной солнцем рубахи, вытянул ноги и, отдыхая, наблюдал с интересом, как Харитонушка изловчался подсунуть под гусеницу тонкую свою слегу и как ему все же удалось это. Вот Харитонушка налег животом на конец слеги, покачался на ней, потом надавил изо всей силы, — слега хрустнула, и старичок со всего размаха ткнулся в глину лицом.
