…Ее проводили из кабинета час спустя после операции; но и теперь, отлежавшись немного, она едва переставляла ноги. Кружилась голова, слегка поташнивало, два раза присаживалась она отдыхать на уличных скамейках, а когда увидела извозчика, позвала к себе, не надеясь добраться до квартиры.
Тарантас трясло на ухабах, мотало из стороны в сторону, вялая, немощная мысль ее, подобно ослабленному пульсу, размеренно стучала в виски:
«Ну почему ушел он?.. Хоть бы поддержал меня, хоть бы проводил до дома…»
И кроме этих мыслей об Авдентове, приглушенных болью, не было ничего в ее сознании…
Острые боли не давали заснуть всю ночь, а короткое забытье было подобно легкому бреду. Она очнулась, высвободила потные руки из-под одеяла, — под ним было тошно даже рукам, — и хотела окликнуть Настю, лежавшую рядом, но не решилась.
Навоевавшись за день с мешками, Настя спала беспамятным сном усталого здорового человека и изредка всхрапывала. За окном было слышно: ревут на реке пароходы и гремит рассыпчатый гул первых трамваев.
Мария непременно открылась бы Насте, если бы знала, что та не станет стыдить и не напишет обо всем домой.
В обычный час проснулась Настя, оделась, подошла к умывальнику и долго плескала себе в лицо. А случайно взглянув на Марию, на ее болезненно-бледное лицо, всполошилась.
— Ты уж не захворала ли? — спросила она тихо, чтобы не услыхала Фаина Львовна, любопытная до всего. — Что болит-то? — И подсела к ней на постель.
— Все болит, все… но не очень. Слабость какая-то.
Настя, заблуждаясь насчет истинной причины, рекомендовала ей целительное средство — пролежать в постели весь день, не ходить на занятия, и настаивала вызвать врача.
— Не надо, — заупрямилась больная. — Я скоро сама… это пройдет. Принеси мне поесть что-нибудь, если тебе не трудно. И ступай на работу, — говорила она, чувствуя, как тяжело преодолеть стыд и сознаться.
Кроме булок и молока, Настя еще принесла из аптеки флакончик валерьянки и заставила тут же выпить несколько капель. Поднося к ее губам лекарство, она подивилась искренне:
— Впервой вижу, что от измены хворь приключается… Ну и бабы!.. — И сдержанно улыбнулась: — Неужто и я когда-нибудь эдак слягу?! Ни в жисть тому не бывать!.. Я тебе давно хочу сказать: забудь его. Не клином свет, свою долю в жизни возьмешь: права даны каждой.
Мария промолчала.
Перед тем как уйти, Настя придвинула к ее постели табуретку, положила съестное и, стоя уже у порога, думала; все ли припасла ей на день?
