— Зачем? С детства дурачок.
Анастасия Степановна улыбалась довольно. Она знала, что теперь сын будет пропадать с Егоркой до тех пор, пока тот не уедет, заведется он с другом с утра, ищи их. С шестого класса она следит за ними, так друг за дружкой и ходят по Кривощекову, и на стадионе, и в драмкружке всегда, были вместе. Никита, по ее наблюдениям, был серьезный, а эта троица — сын, Егорка, Антошка — вечно гоготала, перекривляла кого-нибудь.
— Он, Егорка, — сказала она, — как получит от тебя письмо, це-елый день его носит. И раз, смотришь, прочитает, и другой, и песни поет, перед зеркалом рожи строит. За хлебом не пошлешь: «Ответ пишу, ты в наших делах не понимаешь».
— А ремешком, теть Насть, ремешком его.
— Сроду-то не била, а теперь он и отца свалит.
— Била, неправда, — сказал Димка.
— Когда это?
— А тройку в четверти получил. В пятом классе.
— Ну что ж, заслужил. Я со стыда не знала, куда деваться. Всегда отличником и хорошистом был, и на тебе.
— Раздевайся, — сказал Димка другу. — Стоишь как не родной.
Анастасия Степановна засуетилась. Во-первых, Егорка был другом ее сына, во-вторых, гостем, теперь уже дальним. И кроме того, студентом театрального заведения, того тайного царства, куда Димка не попал. Пока друзья мирно препирались, она носила к столу чашки-ложки, хлеб, огурцы и уже обтирала полотенцем бутылочку.
— Антошка приезжает, — сказал Димка. — Пойдем встречать. В институт имени Репина переводится.
— Через Обь пойдем! То ли дело ночь не спать.
— Расскажешь про Астапова.
— Я же тебе писал: родной он! Это все, что я успел схватить. Говорят, очень одинок.
— А эти двое с ним? Кто они?
— Мало их разве, прихлебателей. Шавки какие-нибудь.
— Что он их подпускает?
— Откуда я знаю? Маяковского, думаешь, не опутали.
— Плохо без друзей, — сказал Димка.
— Что ты! Спасибо, что Никита в Москве был. Чуть плохо — к нему. От вас с Антошкой письмо придет — праздник!
Димка глазами выразил свое согласие. Он-то ждал писем пуще всех. В пять часов вечера он встречал на углу почтальона одним и тем же вопросом: «Мне ничего нет?»
— Садитесь, ребята, — позвала Анастасия Степановна.
— Не надо бы, теть Насть? — поколебался Егорка, — Еще не научились пить-то.
— И в Москве держишься?
— Так, праздник если, с девчонками. Никите идет, а я стопку — и целоваться ко всем лезу. И спа-ать хочется сразу.
— Наш такой же. А девочки что ж, тоже пьют?
— Бывает. Наташку силой не заставишь, — повернулся он к Димке. — Чудная! Смешна-ая! Я тебе писал. Влюбилась.
