— Так что тебе показалось? Что мне нравится, по-твоему, в Меланье Тихоновне?
— Душа, конечно.
«Да и у тебя она есть», — ласково поглядел он на Лизу и простил ей все то, из-за чего осуждал недавно.
— Ты не ругай меня, пожалуйста, — прижалась она к его плечу. — Если я буду грешна перед тобой, ты скажи: она глупа, но не зла. Мне с тобой уютно. Когда ты говоришь о ком-нибудь с восхищением, я слушаю и кажется, что я тоже так вижу. Ты видишь людей такими, какими они не бывают.
— И тебя, значит, тоже?
— А я не знаю, какой ты меня видишь. К третьему курсу приедешь?
— Посмотрим.
— Мы уже будем ставить отрывки. В каком бы ты хотел играть со мной?
— Из «Обрыва» Гончарова.
— Ты приедешь умудренный, посмотришь и скажешь: так не бывает! Так не бывает! Да?
— Я буду кричать: браво! еще!
— Не уезжай, — сказала она просто так. — Все, в конце концов, не в людях, а в тебе.
— Где ты навострилась?
— Читаю, слушаю.
— Перестань бегать по Москве.
— Ладно. Перестану, — пообещала она, угождая на минуту желанию Егорки. — У тебя хороший рот…
И они опять стали целоваться. Они прощались, она уходила и вдруг призывно оглядывалась, Егорка подбегал к ней, с чувством обнимал ее, любил ее. Они зашли в подъезд, все выше и выше поднимались по лестнице и очутились у ее двери. Дома спала только бабушка.
— А где Наташа? — спросила Лиза, отгадывая по его глазам, как хочется ему проникнуть в комнату. — Ты поругался?
Он тоже видел, что она спрашивает о Наташе, а думает о другом.
— Нет, — сказал Егорка, целуя ее. — Я давно ее не видел.
— Она лучше меня?
Егорка промолчал.
— Тебе такие нравятся, я знаю.
— И другие, — уже льстил, намекал он.
— Да? Иди… Иди, Егорка. Позвони мне… Я сейчас лягу и буду о тебе думать. А ты обо мне?
— Я тоже, — сказал Егорка, поддаваясь безобидной лжи, в которую Лиза его всегда вовлекала.
Не переставал лететь снег. Егорка поехал трамваем в общежитие. Он сидел и вглядывался в лица, думал, отгадывал. Как только ему нравился кто-нибудь, он хотел жить с ним рядом, узнать его до тонкостей, и он забывал, что Лиза, Никита уже в его жизни и придется еще жалеть о том, как мало ему досталось бывать с ними. Чужое было полно тайны. В уголке стояла симпатичная и злая женщина, надуто глядела в окно и втихомолку ругалась с мужем, ненавидела, унижала его в своем монологе, и казалось, давно она уже не любит его, а только терпит и даже на праздник не может сдержать досаду. Отчего ей досадно? Егорка домысливал, ему легче давались сцены их первого знакомства, влюбленности, очаровательного незнания друг друга, провожаний, тоски. Все у них было когда-то, и вот самые пресные отношения, привычка, пустота. Неужели всегда так и у всех? Егорка поглядел направо, там двое громко препирались, тоже семейные, но веселые, он покладистый и заботливый, звал ее Манюней. Когда, где и как настигнут его такие же будни? Да что гадать об этом? Вот-вот экзамены, а там путь-дорога. И все-таки покидать Москву будет жалко.
