Он встал и пошел позвонить Никите.
— Что делаешь?
— Дочитываю. Золотой осел откалывает номера.
— Послушай, как люди пишут: «Он прошептал ей так тихо, что тот, кто не любит, никогда бы не услышал». Я обалдел!
— Ты сможешь лучше, — прокричал в трубку Никита, — если будешь влюблен в Лизу еще полгода. А дотянешь лямку до весны, то самого Гете за пояс заткнешь.
— Скотина! — не обижался Егорка. — Я покончу с собой. Священника позови.
— Отпоем, обмоем. Крест поставим. Напьемся. Ты ее не жди. Она где-нибудь на столе пляшет.
— Не веришь в меня?
— Очень верю в тебя, но в нее нет. Она тебя недостойна. Я тебе Пушкина давал, ты прочти за двадцать первый год стихотворение.
— А какое?
— «Умолкну скоро я!»
— Нет, весь я не умру.
— На здоровье. Ты еще на субботниках поработаешь, не умирай весь.
«А меня легко заменить, — думал Егорка, ища стихотворение Пушкина за двадцать первый год. — Даже Владькой. Я могу ей нравиться, но единственным не буду. С ней нужно быть легким, я же начинаю и продолжаю так, будто сам бог шепчет, что это уже на целую жизнь. Она для чудного мгновения…»
Вдруг робко постучали.
— Да! — крикнул он, воображая лицо Лизы. — Войдите, кто там?
Дверь открылась, вошла с улыбкой Наташа. Сперва с испугом, потом улыбнулась, когда увидела его. Что-то она думала сказать, но слова вылетели сразу же, и она стала у двери смущенно.
— Заходи, заходи, Наташа, — пригласил Егорка. — Умница, что пришла.
Он подошел и с какой-то тайной благодарностью наклонился к ней поздороваться поцелуем, она с радостью подтянулась к нему и сказала игриво: «Только я маленькая… ты как маленькую…»
1
«Хочу опять поговорить с тобой, Димок, — писал Егорка в декабре на уроке сценической речи. — Ребята пока дышат, а я жду своей очереди. Учимся дышать на одной диафрагме. В конце учебного года будем уже показывать первые крохотные отрывки на тему. Все ребята ищут, я же и не знаю, что искать, не знаю, какую тему себе выбрать. Сколько раз, чуть не на каждом занятии вспоминал тебя. И на тот год, если не светят мне перемены, я должен буду поднести тебе цветы, как подносил нам второй курс на традиционном вечере. Я и не мыслю, что ты минуешь сцену. Ты в сто раз талантливее меня, и мне, дураку, просто везет во всем. Я от тебя не отстану и уничижение твое разобью. Живи и дальше, как жил: естественно; в среде, где так много условного, тщеславного, я больше всего дорожу нынче людьми самобытными. Слушай речи и песни, не брезгуй никакой жизнью, но будь в ней сам по себе, ни в малейшей степени никому не подражай.
