Десятого октября он читал трагедию Еврипида «Медея».
«Девчонка напротив меня, — увидел он и позабыл о подвигах, о Еврипиде. — Ах, какая чудная! И это она, та самая, я видел ее у вешалки. Глазищи серые, в пушистых ресницах, а сама светлая, не полная, а всего хорошо в меру, волосы волнистые, собраны сзади в узел. Нос не курносый, но и не римский, это не Медея, во всяком случае, наша, родная, русская мордочка, нос в самый-самый раз. И нижняя губка, именно губка, а не губа, маленькая, влажная, детская — не детская, но чудесная. Профиль с носом, глазищами чудесен. Ну, читай, дурак, Еврипида, век тебе не кончить. «О да не будет ошибкой сказать, что ума и искусства немного те люди явили, которые некогда гимны слагали, чтоб петь за столами на пире священном иль просто во время обеда, балуя мелодией уши счастливых…» Хорошо!.. С ней бы почитать… «Лечиться мелодией людям полезно бы было, на пире напрасны труды музыканта: уставленный яствами стол без музыки радует сердце». Смотрит, взглядами встречаемся. И не встречаемся. Так, в общем. Предложить на «Гамлета» пойти? Лампочка мешает, она для меня выключила ее. А я включил — для нее. Глупо вышло. Сейчас буду еврипидовским слогом говорить… Ну что еще тут скажешь, какое тут чтение! Чудесная! И она читает не читает. И я. Ногти светлые, не пойму — с маникюром или без. А смелости нет, не могу долго смотреть. Дурак, господи прости, телок. И прекрасно! Пусть дурак, но прекрасно все! Прекрасна природа человеческая! Прекрасно все человеческое! Ей-богу! Под влиянием девчонки и Еврипида. «Денно и нощно, не выпуская из рук, изучайте творения греков!» Гораций сказал, почти мои слова, дурак, дурак, а соображаю. Будет ли у меня когда-то в жизни счастье, небо, омут или так и умру никчемным? Пригласить ее на вечер первокурсников, а? У меня и костюма-то нет, да ладно, хочется показать девчонке курс, концерт будет, остроты будут, актеры будут! Правда, хочется доставить девчонке удовольствие — так вот, ни за что, за то, что она такая… С чего начать? Самое трудное. Легкости нет. Никитина легкость нужна для начала…»
Глаза слипались, в голове плыл туман. Последнее время он совсем мало спал. Пока он мечтал, милая девушка с пушистыми ресницами собрала книжки и ушла.
Он сдал Еврипида, вышел на улицу, ее не было. «Где я ее еще увижу? — думал он. — Сюда она может не прийти, а Москва большая». Он высмотрел кабину, достал 15 копеек, обождал, пока освободится. Звонила девушка. «Какие они разные, — думал Егорка, любуясь ее профилем, — вот ведь опять не красавица, но чудесна». Она, выбираясь, взглянула на него, в первую секунду Егорка нашел в ее глазах все, что льстило ему, но тут же наступил черед строгости, обыкновенной женской защиты. Она пошла, и один бог знает, о чем она думала. Она шла и смотрела как бы в сторону, но краешком глаза могла замечать, следят за ней или нет. Потом, переходя улицу, будто пропуская машину, она посмотрела туда, где стоял дураком Егорка и мечтал о ней. Зачем она оглядывалась, если ей все равно? Догнать? «Простите, я пойду с вами!» Нет, не то. Нужна легкость, что-то постороннее, далекое от первого чувства. А никакой легкости нет. Егорка приуныл.
