Но где же формула? — запрашивает мастер. Она не прислана обратно вместе со скрипкой… Но формула исчезла в этих темных коридорах ГИМНа. Эти коридоры музыкальных учреждений, околоскрипичные кулуары, — в них существуют, разумеется, не только преднамеренные и неумышленные недруги одесского мастера, в них есть замечательные мастера и авторитетные исследователи. ГИМН давно расформирован. На его развалинах нынче советские люди впервые в грустной истории скрипки создают ее теорию из клочков эмпирики, из обрывков «инструментоведения», из изучения единственных скрипичных коллекций, принадлежащих государству. Но тени мертвого департамента музыки еще витают над делами живых; недаром достижения этих людей не имеют отражения в практике; выпуск массовых и фабричных скрипок не имеет никакого отношения ни к науке, ни к хорошим скрипкам вообще.
Одесский мастер не принят в палаты департамента за отсутствием форменного мундира и полагающихся отличий. Его инструмент признан выходящим из разряда скрипок. Что ж, в таком разе и вопрос весь выходит из разряда скрипок в некий большой разряд; новые эпохи, может статься, создадут новые звучания. Так некогда меньше всего думали о законоположенных стандартах те живые люди, которые создавали скрипку.
Да, это прежде всего очерк об одном живом человеке, его делах и мыслях. Можно не соглашаться с ними, можно пренебрежительно отмахиваться, можно повторять кем-то пущенные слухи. Можно быть различного мнения о звуке той или иной скрипки, и кто мне скажет — где тут мера вещей? Но одно ясно: замечательные идеи этого человека рано или поздно победят в стране, где будет рассеян туман формалистов, эмпириков и рутинеров всякого дела.
— Меня интересует скрипка как живой материал, а не исторические руины…
Слова эти будут, возможно, высечены когда-нибудь на воротах маленького домика на улице Островидова в Одессе — там, где сейчас живет мастер.
На столике мастерской лежит смычок, рядом с ним — молоточки, напильники, зеркала, ворох специальных предметов благородного и старинного скрипичного мастерства. Под потолком на деревянной балке висит пузырь с лаком. На подоконнике лежат инструменты, портрет Кубелика, динамометр, сборники стихов и раскрытая «Диалектика природы» Энгельса…
Мастер еще раз просматривает альбомы писем. Они многочисленны. Вот пишут студенты, инженеры, музыканты. Пишут из Ростова, Киева, из Оренбурга, со всей страны, со всего мира: это простые слова благодарности и восторга; как приятно дарить миру пригоршнями богатство своего умения.
