Эремо тотчас же очутился возле тамады.
— Сынок! — подтолкнул он Коцию и кивнул в сторону председателя: — Доставь удовольствие гостю, подтяни. Он думает, что умеет петь, — не надо разочаровывать его. Нужный человек, полезный, еще пригодится нам.
Дашниани опорожнил большую вазу, снова наполнил ее, передал Барнабе, потом раскинул руки и гаркнул:
— Э-гей!..
Эремо тотчас догадался, что председателю хочется поплясать, и немедленно послал в духан за шарманкой. Тем временем подали горячее гоми и кур с острой ягодной подливкой. Захмелевший Барнаба потихоньку велел своей дочери сходить домой. Через несколько минут она вернулась в сопровождении Меки, который внес ведерный кувшин прошлогоднего аладастури. Эремо сначала удивился щедрости соседа, но потом понял, что и у Барнабы свои расчеты.
Шарманка вконец раззадорила пирующих. Дашниани сразу же пригласил Талико и отколол такой лихой давлури, что бутылки на столе качались, как пьяные. Потом шарманкой завладел Коция и стал накручивать какую-то песенку.
— Эй, тамада! — крикнул работник финотдела. — Надоела твоя шарманка! Хватит песен! Дай нам выпить!
— Батоно Туча!..
За столом стало шумно. Барнаба, подсев к председателю, кричит ему в самое ухо:
— Батоно Туча!..
Но Дашниани то и дело поглядывает под стол — никак не может оторвать мутного взгляда от заголившихся колен Талико.
— Батоно Туча! — не унимается Барнаба.
— Ну, что тебе? — нехотя отзывается наконец предисполкома.
— Вот что я тебе скажу, батоно Туча. Не пойму я, кто же у нас в Земоцихе главный — ты или Тарасий Хазарадзе? Всякое твое слово понятно нам — и объяснять не надо. А вот что нужно этому Тарасию, никто не может понять. Все село он против меня восстановил — словно я враг нашим крестьянам! Будь я враг, разве выписал бы я для нашей читальни тбилисские газеты? Кто меня принуждал? Никто! Я взял сам отнес на почту пятьдесят рублей. «Вот, — говорю, — выпишите за мой счет для села культуру на целый год…»
— Хорошо поступил, молодец! — не оглянувшись на него, похвалил предисполкома.
Барнаба продолжал смелее:
— А кто в селе платит такой большой налог, как я, а? Приношу я выгоду государству или нет? Объявили нам, чтобы мы дали деньги в долг государству — я сразу внес свою долю. А если вы свяжете мне руки и будете притеснять, государству выйдет только убыток. Да и я окажусь в обиде ни за что. Мы все, батоно Туча, — то есть все настоящие крестьяне, те, у кого крепкое хозяйство, — мы все стоим на стороне исполкома. Исполком должен быть нашим единственным начальником. А партийной ячейки нам не нужно. Зачем, батоно, в одном маленьком селе два хозяина?
