Тетка сердится:
— Все расковыряла, егоза! Не видишь, что ли, — зерна твердые как камень!
…Ах, был бы жив отец Дофины! Тогда и они сняли бы хороший урожай и в долгие зимние вечера варили бы тыкву!
— Дофина! Эй, Дофина!
С проселка в поле свернул всадник, остановился неподалеку.
— Барнаба тебя зовет, очнись! — и тетка запустила в девочку початком.
Дофина вскочила.
— Где твоя мать?
— На нашем поле, дядя Барнаба.
— Початки собрали?
— Собрали. Меки срезает стебли.
Барнаба с утра объезжал арендованные поля. Он побаивался, как бы такие нуждающиеся издольщики, как Марта, до дележа урожая не укрыли бы где-нибудь в траве охапку кукурузы. Поле Марты Гордадзе тут же — через дорогу. Но Барнаба спешился и пошел туда не напрямик, а по излучинам реки, чтобы появиться перед работником неожиданно. Такую привычку Барнаба приобрел еще в детстве. Когда ему было двенадцать лет, отец научил его приглядывать за работниками.
— Ну-ка сбегай, посмотри, что они там делают! — говорил, выставляя мальчика за калитку.
Маленький Барнаба изобретал десятки уловок, чтобы лучше выполнить отцовское поручение. Он подкрадывался к работникам тихо и осторожно, и от ползанья по земле колени и локти у него вечно были в грязи. Стоило работнику остановиться, выпрямиться, чтобы стереть пот, — обрадованный Барнаба уже мчался домой сказать об этом отцу. Ябедником он был отчаянным, самозабвенным — соседи не зря называли его змеенышем. Барнаба очень скоро наловчился подглядывать и привык к доносам. Он уже обходился без поучений отца. Как хорошо натасканная собака, он ходил на охоту для собственного удовольствия. Мальчику нравилось, что одно его появление наводит страх на взрослых, сильных людей.
Прошли годы. Все унесло время — молодость, здоровье, силу… А эту привычку Барнаба сохранил до седых волос. И сейчас, обходя свои поля, он, как в далеком детстве, подбирается к работникам потихоньку и, увидев, что кто-нибудь из них отдыхает, опершись на мотыгу, ехидно хихикает:
— Лучше б уж ты в тень прилег. Как бы не обожгло тебе солнышком прыщавую рожу. — И вдруг повышает голос: — Небось когда жрешь, то не отдыхаешь, скотина! В еде двух сванов одолеешь, а в поле выйдешь — боишься лишний раз нагнуться?
Меки оказался хорошим работником. Барнаба издали оценил взглядом его работу и остался доволен. Но еще никогда ни один батрак не слышал его похвалы.
«Похвалишь — разленится, побранишь — лучше работать будет, так уж заведено», — размышлял Барнаба, привязывая лошадь к кустам.
