С тяжелым сердцем, словно побитый, ушел Меки от приятеля. Он и сам видел теперь безнадежность своего положения. Но существовал ли когда-нибудь на свете юноша, который умел бы взвешивать каждый свой шаг и ни разу в жизни не строил воздушных замков?.. Меки как раз был в том возрасте, когда сердце отказывается подчиняться разуму. А вот стоило Дахундаре дунуть — и воздушные замки рухнули, рассыпались в прах.
«Когда поднимется над твоей крышей дым очага, люди увидят и скажут: «Обосновался!» — повторял Меки слова Дахундары, поглядывая во дворы, мимо которых бежала дорога. Вот перед черной от дыма хижиной маленький мальчик толчет в деревянной ступке приправу к фасоли.
— Сегодня я отнесу папе в поле обед, — пристает он к матери, которая печет кукурузные лепешки, а сам потихоньку отправляет толченые орехи в рот.
— Все съел, противный мальчишка! — сердится мать, замахиваясь на него сковородкой. Эта мирная простая картина тронула Меки до слез. Перед глазами его встал отец этого мальчугана, который сейчас работает в поле и ждет из дому обед.
И вдруг Меки вообразил себя на месте этого человека. Вот он опирается на мотыгу, чтобы перевести дух, обводит взглядом долину. Вдали показалась Талико. В руке у нее корзинка (интересно, что она сегодня приготовила? Сварила зеленое лобио или расщедрилась на цыпленка?). Впереди бежит маленький мальчуган в одной рубашонке и тащит кувшин, заткнутый кукурузной кочерыжкой. «Тише, сынок, не споткнись, а то разольешь! Не сумела я достать вина для твоего отца, так принесем ему хотя бы холодной водички!» — говорит Талико.
«Для твоего отца…» Боже мой, сколько счастья, сколько спокойной и гордой радости в этих словах!
«Хоть бы какой-нибудь ободранный петух пел у тебя на плетне!» — вспомнил Меки. Сердце в нем оборвалось, он обессиленно и безнадежно прислонился к чьей-то изгороди.
— Ты что глаза выпучил, парень? Околдовали тебя, что ли?
Меки повернул голову и увидел Кирилла Микадзе.
— Куда идешь? В село?
— В село, — кивнул Меки.
На дороге была слякоть, в мутных лужах плавали соломенная труха и клочки сена, и Микадзе, как воробей, перепрыгивал с кочки на кочку, с камушка на камушек. А Меки шагал не глядя, как попало — прямо по жидкой грязи.
— Землю теперь всем дают? — спросил он.
— Всем. Было бы чем обработать. Долю мне хоть сегодня отмерят в Сатуриа. А почему ты спросил?
— Так просто, — сказал Меки.
— Нет, не просто, — сказал Микадзе. — Эх, земля-землица! Ждет она наших рук и никак не дождется!
