Дахундара бережно прислонил ведро к могильной плите и выплыл на поляну.
— Гляди. Я буду, значит, вроде девушки, этак ты быстрей поймешь, как надо сопровождать девушку в танце. Драхти-тарам! Дрихти-тарам! Драхти-тарам!.. О боже! Да ты как медведь! Все ноги мне отдавил! Ты что — танцуешь или мяч гоняешь? Легко надо идти, легко, порхать, а не утаптывать землю!
Как-то мимо кладбища поздно вечером проходил Барнаба Саганелидзе. Услышав барабанный грохот ведра и выкрики, он подошел к ограде, присмотрелся. «Ах, богохульники проклятые! До того нализались, что танцы на кладбище устроили, чтоб им пусто было!» Эй, Даху! — сердито позвал он могильщика.
Дахундара, бросив ведро, подскочил к ограде:
— Слушаю, батоно.
Нашел место, где выпивать, богохульник!
— Да я ж ни в одном глазу! Как стеклышко…
— Так с какой же радости вы тут устроили этот ведьмин шабаш?
— Честно сказать, за живых людей нас никто и не считает — так вот среди покойничков иногда и повеселишься.
Многое, очень многое повидали земоцихские лунные ночи с тех пор, как поселился в этих местах первый земледелец. Только Дахундариного ведра да Мекиного танца им не хватало. Но теперь и это довелось им увидеть.
Дело подвигалось. Непутевый могильщик никак не ожидал, что этот угрюмый застенчивый увалень Меки так быстро научится танцевать…
Вспомнил Дахундара те веселые светлые лунные ночи — и догадался: не тайны рождения миров и не происхождение человека интересовали сейчас его молодого друга, а любовь. Простая земная любовь. Он раза два кашлянул, не торопясь разлегся на тахте, заложил руки за голову.
— Когда меня взяли в солдаты, — медленно начал он, пытаясь с ходу придумать историю позаковыристей, — я, значит…
Меки уже знал: раз Дахундара начинает вспоминать свои солдатские похождения, то жди от него самого бессовестного вранья. В таких случаях он обычно говорил могильщику: «Кончай сказку, друг!» Но сейчас Меки не проронил ни слова. Правда или выдумка — для него было безразлично, лишь бы Дахундара говорил о любви.
— Ну так вот, когда я ушел в солдаты, — продолжал Дахундара, — в деревне у меня оставалась девушка. И я, понимаешь, сразу потерял сон. Улягусь вечером в казарме, посплю полчасика и посыпаюсь. И все прислушиваюсь. Кажется мне, что вот-вот откроется дверь и впорхнет моя зазнобушка… Ущипну себя за руку — больно. Значит, не сплю. А шаги ее все-таки слышу так ясно, что не нахожу себе места… Совсем покой потерял. Бывает с тобою так? Если бывает, значит, действительно любишь…
