— Вы нам мешаете. Прекратите шум или уходите! — сказал он разлегшемуся под деревом Хажомии.
— Ну-ка, багдадури! — не обратив на него внимания, рявкнул Ухорез, вскочил и, раскинув руки, начал вызывающе выплясывать перед секретарем комсомольской ячейки.
— Пожалеешь, Хажомия! — сказал Бачуа.
— Ну, раз не хочешь танцевать, то хоть выпей с нами. А политикой займешься потом!
— Не хочу пить… И слушай, что я тебе говорю!
— «Не хочу», рассказывают, выпило два ведра. Держи стакан!
Хажомия с пьяной назойливостью лез к Бачуа, требовал, чтобы тот пил, совал ему стакан в лицо.
— Слушай, Хажомия: тут не место безобразничать! Проваливай со своим вином! — Бачуа оттолкнул поднесенный к его лицу стакан.
— Ко мне, ребята! Беспартийных бьют! — вдруг заорал Хажомия, швырнул стакан оземь и с размаху ударил секретаря комсомольской ячейки.
У Бачуа хлынула из носу кровь.
Меки птицей слетел со стола. Растолкав народ, он мигом очутился под липами. Цирюльник и подручный кузнеца схватили его, но он отшвырнул их и бросился между дерущимися.
Хажомии только этого и было нужно.
— А-а! И ты тут, приятель! — крикнул он и, оставив окровавленного Бачуа своим друзьям, кинулся на Меки.
Хажомия славился и как кулачный боец. Он мог одним ударом уложить человека на месте. Но на этот раз Ухорез не успел даже замахнуться — Меки быстро нагнулся, обхватил его вокруг пояса и стиснул с такой силой, что у Хажомии затрещали ребра, дыхание перехватило, а руки бессильно повисли.
— Разнимите! Убьет! — закричал Бачуа.
Но разнять Хажомию и Меки не успели: работник духанщика схватил Ухореза в охапку и бегом понес к столу.
Бачуа побежал к роднику, чтобы смыть с лица кровь. Он издали видел, как Меки бросил Хажомию на стол, словно вязанку хвороста. Ухореза выставили на всеобщее посмешище. Он был сам не свой от стыда и гнева, извивался, силился вырваться из рук Меки. Что ему нужно, этому сумасшедшему верзиле?
— Начинай! Чего же ты ждешь? Говори, Меки! Говори, никого не бойся! Мы все с тобой! — крикнул Тарасий.
Жажда мести придала Меки силы и решимости. Два года, два долгих года накипала в нем горькая обида. И вот теперь он отплатит всем — и Барнабе, и Эремо, и Хажомии. Всем, кто наполнил унижениями и страданиями его безрадостную юность!..
— И этот тоже подкуплен! — Меки резким движением поставил Хажомию на ноги, чтобы его было видно отовсюду. — Его подговорили привести дружков, чтобы сорвать сход… Обещали за это даровое угощение…
У Меки снова сорвался голос. Но теперь уже незачем было кричать — собрание слушало затаив дыхание.
