Странно, но Матильда нисколько не удивилась моему появлению. Она только засмеялась тихим горловым смехом, и когда я опустился рядом с ее кроватью на табуретку, протянула мне руку.
Я взял ее руку и прижал ладонью к своему лицу. Ладонь была прохладной. Потом ладонь ее скользнула мне на затылок — и вот они серые мерцающие глаза, вот они чуть припухшие губы…
Полыхнула молния, с адским грохотом палата ринулась в тартарары, глаза Матильды вспыхнули и погасли, и меня закружило и понесло куда-то сквозь грохот грома, гул дождя и вой ветра…
— Тильдхен! — шептал я, целуя ее глаза, лицо, губы. — Meine Tildchen! — слова эти рождались сами собой, без всякого усилия с моей стороны, а Матильда откликалась на них тихим горловым смехом…
…Что-то стукнуло в коридоре — мы замерли и очнулись. Я судорожно еще раз вдохнул запах ее тела, оторвал губы от ее затвердевшего соска, выпростал руку из-под ее рубашки и замер истуканом на табуретке.
Грохот не повторился, лишь мимо палаты прочечекали чьи-то шлепанцы — и все стихло. Я снова склонился над Матильдой.
— Nein, nein! — прошептала она и добавила по-русски и будто бы со стоном: — Потом, Дима-а, пото-ом.
В нерешительности я выпрямился. Сердце мое стучало и прыгало, лицо горело. Матильда закрыла ворот больничной рубахи и натянула одеяло до самого подбородка. Вспышка молнии на миг осветила ее лицо — и это было совсем не то лицо, которое я видел в воскресенье: оно сияло, светилось призывным светом. Я рванулся к ней, ее руки обвили мою шею, наши губы слились, проникая друг в друга, ее язык, остренький и твердый, шарил у меня во рту, но в коридоре опять что-то загремело, послышались голоса…
— Nein, Dima-a! Alles! Genug! Пото-ом!
Не помню, как я выскользнул из ее палаты, как очутился на своей кровати. Кажется, никто меня не видел. Сергей спал. Гроза поутихла, но ливень все так же хлестал по стеклам веранды, ветер продолжал трепать волосы беззащитных ив и скулить в щелях веранды. Часы показывали пятнадцать минут седьмого… Боже, а мне-то показалось, что прошла целая вечность!
Я свернулся калачиком, укрылся с головой одеялом. «Потом, Дима, пото-ом», — звучало во мне божественной музыкой. Я не заметил, как уснул.
Проснулся от смеха. Высунул голову из-под одеяла — передо мной стояла Матильда и смеялась. Напротив, на своей кровати, сидел уже одетый Сергей, пялил на нее глаза и, соединяя исковерканные русские слова с исковерканными английскими, пытался предложить нежданной гостье свой стул.
