Песнь Давида | страница 107



– Давид? – прошептала Милли, когда я наконец позволил ей сделать вдох.

– Да?

Я снова прильнул к ней – ничего не мог с собой поделать. На вкус она была как ледяная вода и теплые пожелания, и я одновременно тонул в них и грелся. Я совершенно забыл о своем бое и боли в ушибленных ребрах или опухшей скуле.

– Я люблю тебя, – тихо призналась Милли.

Я почувствовал ее слова на своих губах, их очертание в своей голове, и мы оба полностью замерли, позволяя им покружиться вокруг нас. Воздух внезапно ожил, расцвел, взорвался буйством красок и звуков. Мир стал волшебным, а я в нем – королем.

– Я тоже тебя люблю, – ответил я, не мешкая. Слова сорвались с моих уст с легкостью, которая свойственна абсолютной правде.

Черт побери.

Я влюбился в Амелию Андерсон. Я влюбился в слепую девушку, и весь мир приобрел четкость.

Милли отодвинулась и расплылась в широкой, ослепительной улыбке, и я тоже не смог сдержаться.

– Значит ли это, что ты будешь носить мою футболку? – спросил я.

– С гордостью, – кивнула Милли.

И там, стоя посреди тротуара в круге мягкого света, откидываемого фонарем, я поцеловал Милли с твердым намерением никогда ее не отпускать. Никогда.

Я провел ее домой, и в ту ночь мы больше не говорили о Таггерсонах или Андертах. Милли строго объяснила Генри, что он слишком юн для брака и ему придется довольствоваться футболкой. Похоже, его это немного разозлило, но я лишь пожал плечами, делая вид, что не имею отношения к этому решению. Я принес ему футболки на каждый день недели и прихватил одну для Аюми, что немного умилостивило мальчика.

Но семена были посеяны.

Я был знаком с Милли всего два месяца, но еще никогда ни в ком не чувствовал такой уверенности, как в ней. Я уже был на полпути к алтарю и лишь ждал, когда она догонит меня.

* * *

После боя с Сантосом мои дни стали только более суматошными, и я начал выдыхаться. Впервые в жизни я чувствовал себя уставшим. Странное ощущение. Единственное, чего мне хотелось, это проводить время с Милли и Генри, и я стал бывать у них чаще, чем у себя дома. Более того, их дом стал мне роднее, чем мой собственный. Настолько, что одной ночью я даже уснул на диване, пока смотрел игру с Генри, и проснулся от музыки.

Милли сидела спиной ко мне на полу гостиной и держала гитару между скрещенных ног. Очевидно, игра уже закончилась, а Генри, махнув на меня рукой, пошел спать. Придется загладить перед ним свою вину, хотя я не сильно расстроился, что пропустил матч. Я всегда предпочитал участвовать, а не наблюдать за игрой других.