— Да, только из-за нас. Так что у нас он будет опять гидом и провожатым, только теперь по Парижу, а не по Лондону. Нам бы ещё клипы снять на наши песни. Мы в Москве даже «Небо» не успели снять. А я хочу снять ещё и на песню «Tu es foutu» и «Une vie d’amour». Третью мы постараемся снять в Париже, а вот для второй нам нужны море и катер. «Небо» мы можем и в Москве на «Мосфильме» снять, а вот эти две французские только во Франции.
— И когда мы всё это успеем сделать?
— Надо успеть. Если нам дадут этот самолёт ещё разочек, тогда мы в Ниццу слетаем, чтобы там этот клип снять.
— Ух ты. Ницца — это же море и солнце, — сказала Солнышко и мечтательно улыбнулась.
— Серега, а ты полетишь с нами?
— Наверно, нет. Мне Ирина список покупок на двух листах написала.
— Как хочешь. А мы, если будет возможность, слетаем. Шмотки можно и потом купить, а вот в Ниццу еще когда попадём.
Жан крикнул из кабины пилотов, что мы начинаем снижение. Значит, скоро посадка и нам следует пристегнуть ремни. Мы стали внимательно смотреть в иллюминатор, чтобы увидеть землю. И вот мы, наконец, увидели её. День был солнечный и ясный, поэтому видимость была идеальная. Такую погоду синоптики называют «миллион на миллион» (миллион — дальность видимости, миллион — высота нижней границы облаков). И вот мы видим под собой Париж и летим дальше в сторону аэропорта. По соседству с RCG, буквально в паре километров к Западу, расположен еще один аэропорт — Ле Бурже. «Шайбу», имеющую характерный послевоенный дизайн такого вот французского конструктивизма, мы увидели сразу, а вот Ле Бурже только тогда, когда сделали заход на посадку. Шасси коснулись посадочной полосы и мы захлопали, аплодируя мастерству наших пилотов. Всё, мы в Париже. Солнышко ещё до объявления о снижении самолета начала приводить себя в порядок, благо зеркало было напротив неё и большой набор косметики находился под рукой.
Самолёт подрулил к одному из семи терминалов, расположенных полукругом вокруг «шайбы» аэропорта. У одного из телескопических трапов, в простонародии называемым «рукавом», уже стоял пассажирский лайнер «Люфтганзы». Нам такой «рукав» для перехода в терминал не подойдёт, слишком высокий и большой. Мы медленно и аккуратно подрулили к специальной двери, предназначенной для таких, как наш, бизнес-джетов. Жан открыл и откинул дверь-трап, и он аккуратно опустился на землю. Мы тепло прощались с капитаном и я первый спустился на французскую землю. А тепло то как, здесь уже настоящее лето.
