Жили мы в каком-то общежитии. Тараканов там было… И один туалет на четыре этажа. Когда идешь туда в темноте с лучинкой — под ногами жуткий хруст стоял. А посветишь получше — весь пол вокруг тебя шевелится черным.
Мне тогда было 14 лет и я подумал: есть каустическая сода, которую нам давали для производства мыла. Если эта сода растворяет кости и шкуры, то засохшее растительное масло она ведь тоже должна растворить без проблем?
В общем, взял я здоровое ведро, насыпал туда каустика, развел водой, опустил в ведро головку от бабушкиной машинки и поставил на ночь на плиту. Вонь была по всей комнате совершенно невыносимая. Но головку удалось после этой процедуры развинтить и почистить.
Ничего сложного, как выяснилось, в механизме не было. А поскольку в эвакуации я регулярно ходил в столярный кружок, который организовал кто-то из взрослых, чтобы занять мальчишек, то без труда соорудил ящик, вырезал из фанеры подставку, правда по ходу пришлось переоборудовать машинку из ножной в ручную. Кружок у нас был прямо в общежитии. Собирались мы то в одной в квартире, то в другой. Никто из жильцов не возражал — от наших занятий ведь оставалась деревянная стружка, которой можно было подтапливать печку.
Бабушка, получив исправную машинку, была счастлива. И сразу в городе прошел слух, что она шьет. Одной из ее клиенток даже стала секретарь главного босса республики. Первым лицом по тем временам всегда был русский, а вот секретарей набирали из местных. Вот бабушка и стала ту местную барышню обшивать. Денег тогда ни у кого не было, поэтому расплачивалась та женщина с бабушкой медом, селедкой и салом. У ее семьи имелось огромное собственное хозяйство с пасекой, в ста километрах от него текла Волга, где ловили знаменитую волжскую селедку. Я до сих пор помню тот мед — темный, прозрачный, тягучий…
Но там, в Йошкар-Оле я объелся медом, селедкой и салом до такой степени, что потом долго не мог даже смотреть на эти продукты. Селедку начал снова есть только во взрослом возрасте, когда выпивать стал. А сало не ем до сих пор.
Та бабушкина машинка долго была нашей главной кормилицей. В 1945-м, когда нас снова привезли в Ленинград, я пошел на Ситный рынок и за какие-то копейки купил для машинки станину. Она была без верхней платы, но ее я без проблем сделал сам.
* * *
— Вся ваша семья в войну состояла из бабушки и мамы?
— Да. Отца я хоронил сам — в Йошкар-Оле. Зимой 1942-го он ездил оттуда на месяц на фронт — проверял, как работают какие-то его приборы. Он ведь с оптикой работал, а это — прицелы, системы наблюдения…
