Мы отвезли Черного Кота к ветеринару, где ему прописали антибиотик, которым мы и кормили его каждый вечер, добавляя в кошачьи консервы.
Интересно, думали мы, с кем же он дерется. С Принцессой, нашей белой красавицей, полудикой королевой? С енотами? С лысохвостым и клыкастым опоссумом?
Каждую ночь царапин становилось все больше — однажды он появился с изгрызенным боком, в другой раз все его брюхо было словно исполосовано когтями и, если потрогать, начинало кровоточить.
Когда дошло до такого, я решил отнести кота в подвал, чтобы он смог отдохнуть и поправиться, лежа перед обогревателем среди коробок. Он оказался на удивление тяжелым, этот Черный Кот; я поднял его и отнес вниз, прихватив корзинку для лежания, лоток, а также немного корма и воды. Я закрыл за собой дверь. Когда я вышел из подвала, мне пришлось отмывать руки от крови.
Он оставался внизу четыре дня. Поначалу казалось, что от слабости он и есть сам не сможет: от ссадины под глазом он почти окривел, а при ходьбе хромал и заваливался набок. Из раны на губе проступали капли густого желтого гноя.
Я спускался к нему два раза в день. Кормил его, давал лекарство, которое подмешивал в консервы, обрабатывал самые глубокие царапины, говорил с ним. У Кота расстроился желудок, и, хотя я ежедневно менял наполнитель в лотке, в подвале все равно было не продохнуть от зловония.
Те четыре дня, когда Черный Кот жил в подвале, стали черными днями для нашей семьи: малышка поскользнулась в ванне, ударилась головой и едва не утонула; я узнал, что проекту, к которому я прикипел сердцем — постановка «Луда-Туманного» Хоуп Миррлиз на BBC, — не суждено воплотиться в жизнь, а у меня не было сил начинать все сначала, продвигать идею на других каналах и, возможно, в других СМИ; дочь уехала в летний лагерь и сразу начала засыпать нас душераздирающими письмами и открытками, по пять или шесть штук на дню, умоляя забрать ее домой; сын рассорился с лучшим другом так, что они объявили друг другу бойкот; а жена, возвращаясь вечером домой, сбила на дороге оленя. Животное погибло, машина была безнадежно испорчена, а благоверная отделалась шрамом над глазом.
К четвертому дню кот принялся беспокойно мерить подвал неровными шагами. Он нетерпеливо хромал среди стопок книг и комиксов, коробок с письмами и кассетами, картин, подарков и всякой всячины. Он промяукал мне, чтобы я выпустил его наружу; не испытывая особого восторга, я повиновался.
Он вернулся на крыльцо и проспал там весь оставшийся день.
