— Где Сауи, Кориан?
— Нет Сауи. Его засосал обвал, — прошептала она, и опять воцарилась тишина.
Под ногами закачался глиняный пол, и Коста ухватился за олений рог, подвешенный к столбу.
— Боже! — вырвалось у него.
— Мы его не нашли… и поминки ему не устроили… Да и нечем было!
«Вот и Сауи ушел за Чендзе и Леуа!» Дрожащими пальцами Коста развязал ремень и вместе с кинжалом бросил у очага. Снял черкеску, накрыл ею полусонных детей.
— Готта! Замерзнешь сам!
Он расковырял огонь, подбросил щепки.
— Когда же сварятся бобы, гыцци? — опять пробормотал во сне самый младший.
— Когда же сварятся бобы? — повторил машинально гость.
Она взглянула на него какими-то пустыми глазами. Приложив посиневшие губы к уху гостя, она шепнула как сумасшедшая:
— Никогда! Никогда не сварятся!
Он вздрогнул. Кориан, не отрывая от гостя безумных, остекленевших глаз, помешивала деревянным ковшом в котле, из которого слышался глухой стук.
И ему захотелось стать не только слепым, как старый Кубады, но и глухим, чтобы не слышать этот стук и лязг. Он заткнул уши пальцами, но Кориан не переставала мешать в котле.
«Не бобы, а камни! Не бобы, а камни!»
Нет жизни, нет памяти, нет человечности на свете. Есть только голод и холод, прибирающие души сирот.
— Никогда, никогда! — шептала Кориан.
В одном чекмене Коста выскочил за порог.
— Готта, куда ты?.. Подожди, сварятся бобы, помяни своего друга детства Сауи! — звала Кориан.
«Не бобы, а камни! Не бобы, а камни!.. Что она скажет детям, когда они проснутся?.. Не бобы, а камни!.. До каких пор можно усыплять голод обманом?..»
В отчаянии ударил он кулаком дверь сакли, откуда его провожал в Петербург Леуа, вечно бормотавший недовольно: «Готта, и что из тебя получится, что?» Откинул дверь. Из сакли следом за ним хлынул затхлый воздух и причитания Кориан. В темноте наткнулся на что-то. «Колыбель!»
Нагнулся, пошарил руками пустое детское ложе. Оно было холодным и сырым.
— Чендзе, задушила бы ты меня вот здесь!.. — вскрикнул он.
Его сдавила нарская беспощадная ночь. Став под изгородью сакли Сауи Томайты, Коста приблизил сложенные трубкой ладони к губам и крикнул:
— Эй, мардза[34], где вы!.. Эй, люди, помогите!
Зов ночного путника оглушил ночную мглу.
Всей мощью своей его зов многократно повторяли горы. В ущелье замерцали одинокие огни. Жители Нара шли к сакле Сауи Томайты, чья вдова варила своим сиротам камни вместо бобов.
От огня факелов расступилась тьма, но ветер выл по-прежнему.
Перевод
