— Не пойму я, товарищи, одного. Вот мы расписали все честь по чести, людей расставили, санитарок выделили. Правильно! А под ложечкой сосет — не все, не главное это, товарищи! Главное — продукция наша, а мы о ней ни полслова. Так мирный «примусок» и будем выпускать? — волновался он.
— Нам дадут задание, товарищ Быстров, — медленно ответил главный инженер Солнцев, подняв на Быстрова холодноватые серые глаза.
— Значит, будем ждать указаний сверху, Александр Иванович? — спросил мастер. Его темное лицо налилось кровью.
— Быстров прав! — заговорило сразу несколько человек.
— На нашем самолете не больно навоюешь.
— Тише! Давайте соблюдать дисциплину, — устало произнес секретарь парткома Гусев. У него были красные, воспаленные глаза. — Слово имеет Солнцев.
Александр Иванович поправил сползший набок галстук и, обидчиво скосив глаза на Быстрова, начал:
— То, что предлагает здесь товарищ Быстров, имеет одно название. Это название — анархия. Правительство, сообразуясь с мобилизационным планом, даст соответствующие распоряжения, и наша задача будет заключаться в том, чтобы точно их выполнять. Поймите, товарищ Быстров, что с нашей-то колокольни не видать…
— А с нашей, — перебил его Быстров, — с государственной колокольни, Александр Иванович, — видать! Выходит, что пока правительство не даст задания, мы будем сидеть на печке? Не-ет, милый товарищ, мы так работать непривычны. Надо прийти к правительству и сказать: вот, что мы можем дать Родине в лихую годину!
Спор неожиданно прервала сирена. Репродуктор завыл у самого уха Гусева. Он вздрогнул, потом застыл, прислушиваясь к вою сирены.
— Воздушная тревога!
Гусев дернул головой, будто стряхивая с себя оцепенение, и хрипло сказал:
— Спокойно, товарищи. Заседание продолжается…
…Лучи прожекторов торопливо шарили в небе. Высоко в разрыве облачности конец длинного светового меча коснулся серебряного силуэта юнкерса. Потом туда устремились еще два светящихся меча, и в их скрещении вспыхивали холодным белым огнем все новые и новые юнкерсы.
Загрохотали первые взрывы. Гитлеровцы били по аэропорту в трех километрах от завода.
«До Петроградской стороны им не добраться», — успокаивал себя Николай. Он позвонил домой. Никто не отвечал.
«Ушли в бомбоубежище», — подумал Николай и почувствовал, как больно сжалось сердце.
