С пересадкой доехали на трамвае до Балтийского вокзала. Алеша взял два билета на электричку и два эскимо. Вера удивилась:
— Богач какой — мороженым угощает! Сам, что ли, деньги печатаешь.?
— Дядя Володя помогает, — в тон ей ответил Алеша.
— Счастливый! — всерьез позавидовала Вера. — А мне вот никто не поможет.
Обеими пятернями расчесывая жесткий густой чуб — черный, с рыжеватыми подпалами возле ушей, — улыбаясь открыто, Алеша думал про себя, что он и вправду счастливый. У него нет отца, но зато есть дядя Володя. В сорок четвертом году, уходя на фронт, он где-то раздобыл пугач, подарил племяннику со словами:
— Держи, матрос. Немец полезет — пали в самый живот, верное дело! — Матросом назвал потому, что сам Алеша на вопрос, кем он хочет быть, неизменно отвечал: матросом.
Они поднялись в верхний парк Ораниенбаума, побродили вокруг Меншиковского дворца, обошли домик Петра III, Катальную горку и только после направились в Китайский дворец.
— Да он же совсем низенький! — разочарованно протянула Вера, запахивая, будто от холода, обеими руками полы грубошерстной вязаной кофты. — То ли дело Зимний! — Даже головой недовольно встряхнула, забросив длинные светлые пряди волнистых волос за плечо.
— Сравнила!.. Такой, как задумано.
— Задумано, задумано!.. Все у тебя по плану. А я хочу — если дворец, чтобы был дворцом, а не халупой.
Алеша взял ее под руку, попридержал.
— Вход не здесь. С тыльной стороны.
Когда из низкого, на лохань похожего ящика брали разлапистые тапочки, надевали их на обувь, завязывали длинные тесемки, обвив ими несколько раз ногу выше щиколотки, он спросил ее, усмехнувшись:
— Не жмут?
— Нормально!.. Пошли. Группа наша вон уже где. Интересно, чё там рассказывают?
Он поймал ее за руку.
— Сами посмотрим.
— А чё поймешь?
— Что захочу, то и пойму! Неинтересно, когда тебе все в рот вкладывают. Сам смотришь, соображаешь-воображаешь разное. Занятней.
— Соображаешь-воображаешь!.. — съязвила Вера.
— Оставь!
— Чудной ты у меня, Леха. — Она некоторое время плелась за ним, скучая, равнодушно рассматривая расписные потолки, развешанные по стенам картины. Затем начала вредничать. — Леха, погоди!
— Наткнулась на что-то важное?
— Тесемки развязались. Наклонись, будь другом.
Алеша втянул их потуже, завязал бантом. Еще и до конца зала не дошли, как Вера снова взмолилась:
— Второй рассупонился!
Странно прозвучало в устах городской девушки такое слово. Хотя почему же? Ее отец работает возчиком на мелькомбинате. Ездит на широкой телеге-платформе с дутыми шинами. В телегу запряжен мерин-ломовик чалой масти. Грива у него густая, низко падающая с могучей шеи, а хвост короток, как обрублен. Видать, не однажды приходилось слышать Вере от отца о супони.
