Грубые, плоские остроты унтера громко раздавались на мокрой холодной улице, вызывая гогот и фырканье части юнцов-допризывников. Вскоре колонна подошла к казармам Марии-Терезии. Часовой проворно распахнул обе створки ворот и взял под козырек. Задержанных ввели в просторное помещение на первом этаже, где находилось человек сто — сто пятьдесят. Почти все они были в гражданской одежде, за исключением нескольких солдат, почтальонов и железнодорожных кондукторов. В жарко натопленной казарме было тесно, дымно и душно. На скамьях вдоль стен поместились лишь немногие, остальные стояли, сгрудившись в середине помещения, и, разбившись на кучки, разговаривали или курили. Все уже знали, вернее, догадывались, что их забирают на передовую, проходящую теперь по окраинам Будапешта, для пополнения регулярных частей.
Высокий худощавый мужчина, окруженный кучкой людей, негромко рассказывал:
— Нас выселили из Пештсентимре. Мне с тремя детишками и больной женой гитлеровцы дали четверть часа на то, чтобы убраться восвояси ввиду якобы быстрого приближения русских. Мы побросали самое необходимое в две корзины — и айда в Пешт. Но я потом на всякий случай вернулся и смотрю, сами-то фрицы успели разграбить все наше жилье, содрали со стены даже фотографию отца, посрывали все свинцовые водопроводные трубы. А стоит только о чем заикнуться, как нам тут же твердят: немцы, мол, — наши союзники и друзья…
— Так оно и есть, — перебил его трамвайный кондуктор. — Я верю вам, но ведь главное не в этом. Как бы то ни было, а немцы нас защищают, и других таких солдат не сыскать на всем белом свете. Вашу квартиру разграбили — это весьма печально, но ведь они уже четвертый год воюют за то, чтобы Советы не разграбили всю Европу…
— А по-моему, и грабить-то у нас больше нечего, разве только дома наши остается сжечь, — так же тихо ответил худощавый. — И уж раз немцы так хорошо нас защищают, тогда зачем теперь хватать на улице больных стариков и шестнадцатилетних подростков? Неужели они думают с нашей помощью остановить русские танки?
Кондуктор выставил вперед ладонь. Сквозь потертые вязаные перчатки просвечивали кончики пальцев.
— И здесь не немцы виноваты, они-то из своих частей не бегут. Если бы венгры сражались так же, как они, нас бы сегодня здесь не было. Вполне понятно, что немцы забирают всех подряд. Они концентрируют свои силы, сжимаются в пружину, чтобы затем посильнее ударить по Советам…
…Минут через тридцать всех задержанных вывели во двор казармы, где толпилось множество офицеров и солдат, стояли вперемежку целые и полуразбитые грузовики, реквизированные для военных нужд такси, телеги, лошади. В углу двора румыны из рабочего батальона с трехцветными повязками на руках убирали мусор. Еще через полчаса каждому выдали по котелку, ложке, батону ржаного хлеба, а в походной кухне налили по порции густого жирного гуляша из говядины. Особенно проголодавшимся даже дали прибавки. Гажо со своим котелком подходил к котлу трижды.
