— Кешерю! А ты что здесь делаешь?
— Воздухом дышу, — ответил тот, даже не взглянув на Гажо. Кожа на его лице была желтой и рыхлой, усы обвисли.
— У тебя что, приступ? — сочувственно поинтересовался Гажо, помня еще со школы, что Кешерю постоянно болел.
— Нет… Кое-что обдумываю.
— Понимаю, — серьезно ответил Гажо, чуть отступив. — Ты тоже живешь здесь, в этом доме?
— Временно. Но прошу, помолчи немного. Потом поговорим.
Гажо стал прогуливаться возле ворот. С Яношем Кешерю, единственным сыном хозяина небольшого виноградника в их деревне, они учились вместе в начальной школе. Закончив четыре класса, Кешерю уехал учиться в Шарошпатак, в гимназию, а позже, как говорили односельчане, поступил в университет. Уже много лет Гажо ничего о нем не слыхал.
Сейчас Кешерю, засунув руки в карманы плаща и наморщив лоб, уныло стоял в подворотне. Через несколько минут он встряхнул своими рыжими кудрями:
— Ну пойдем прогуляемся.
Он повел Гажо к площади Аппони. Не успели они сделать и нескольких шагов, как у них за спиной в крышу дома напротив с оглушительным ревом врезалась мина, на безлюдную улицу посыпались обломки. Град из черепицы и штукатурки шел еще с полминуты. Облако пыли окутало их, и Кешерю раскашлялся.
— Промазал, — хитро улыбнувшись, заметил Гажо. — А у меня уже в горле защекотало.
— Случайностей не бывает, — заявил Кешерю, вытирая носовым платком пыль с лица. Его голубой плащ был покрыт густым белым слоем штукатурки.
— Закури, старик, крепкую сигару. Это успокаивает.
— Откуда у тебя сигары? — покосился на него Кешерю. — Можно взять?
Гажо протянул ему коробку и с тайным злорадством стал наблюдать, как тот возится с отсыревшей сигарой. Кешерю напрасно потратил десяток спичек: сигара так и не раскурилась, она лишь искрилась и шипела. В конце концов он свирепо разломил ее пополам, швырнул на землю и раздавил ногой:
— Черт бы побрал того, кто их придумал! Кури сам свои сигары!
— Видишь, старик, ты даже не знаешь, как надо обращаться с сигарой, — упрекнул его Гажо слегка высокомерным тоном. — Видимо, в университете вас учат далеко не всему.
В просветах улиц, сбегающих к реке, виднелись мрачные зубцы Цитадели на горе Геллерт. Заморосил холодный дождь, превратив в грязь скопившиеся на тротуарах груды мусора. На углу улицы Дина им преградил дорогу толстый унтер с серебряной треугольной нашивкой сверхсрочника на рукаве.
— Стой! — поднял он мясистую ладонь, и тут же за его спиной появился вооруженный солдат. — Куда идете?
