— Братец, — сказал он, — дай помогу тебе.
— Нечего мне помогать, — отрезал Гурко, не глядя на него. — Вместо того чтобы болтаться здесь да бездельничать, отправляйся-ка лучше по селам, поищи работы. Ты молодой, стыдно тебе ходить без дела.
— Куда же мне податься? Ведь отец оставил нам ниву. Кто же пожнет мою долю? Кто уберет мои снопы?
Гурко оперся на вилы.
— У тебя, братишка, доли нет. Нечего на нее зря зубы точить, не придется тебе есть хлеб с поля в Мырзяновом долу!
— Как это так — не придется! Разве это нива не отцовская? Сколько полагается тебе, столько же и мне. Конечно, если нынче земля не родит, — дело другое.
— Ты не рассуждай, а бери сумку, положи в нее хлеб, две головки лука и ступай! Слыхать, во Фракии снова дороги строят. Ищут рабочих камень разбивать. Эта работа как раз по тебе. Постарайся заработать немного, а как вернешься к зиме — купишь для себя хлеба и поможешь налог выплатить. Не стану я один весь дом на своем горбу тащить. Придется и тебе платить. А как же еще…
— А нива?
— О ниве не тревожься. Она моя.
— Как это твоя?
— В смертный свой час старик поручил соседке — бабке Гергине — сказать мне, что оставляет ниву мне одному. Сам-то я был в это время на базаре, а когда вернулся — не застал уже его в живых. А бабка рассказала мне все потом.
— Да ведь бабка Гергина совсем глухая. Как же она его услышала?
— Глухая ли, нет ли, а только услышала. Он сделал знак рукой и поднял кверху большой палец, чтобы показать, что нива остается набольшему. А набольший — я, братец ты мой. Вот оно какое дело!
— А я ничего об этом и не знал, — сказал в раздумье Никола.
— Вот теперь узнал.
— Да, узнал, — опустив голову, младший брат пошел к дому, сделал несколько шагов и обернулся: — Брат, хоть на этот год позволь мне убрать поле. Половина хлеба моя. Отец ведь его сеял. Из своего амбара зерно брал. Я, как и ты, его сын.
— Не дам, вот и весь сказ!
— Как это не дашь? Еще посмотрим летом. Я ухожу дробить камень. Но вернусь, когда поспеют хлеба, чтобы их убрать. Попробуй мне помешать! Увидим еще, посмеешь ли ты!
— Кому это ты угрожаешь? — вскинул вилы Гурко и с грозным видом придвинулся к Николе.
Никола не отступил. Он взглянул на брата исподлобья и зло сказал:
— Опусти вилы!
Рука Гурко дрогнула. Вилы качнулись.
— Опусти вилы! — рявкнул младший брат и сделал шаг вперед, готовый, как зверь, броситься на Гурко.
В это время через плетень заглянул сосед — дед Продан Земляк.
— Гурко! Никола! Бросьте! Что это вы делаете? Где это видано! Просто срам! Мне жена сказала — она через плетень услышала, как вы спорите. Несносная баба весь день у плетней торчит. «Беги, говорит, не то дедушки Йордана сынки того и гляди друг друга порешат. Как схватились за вилы!» Послушайте, так ведь нельзя. Что на вас напало! Еще не успела первая свеча в головах у дедушки Йордана догореть, а вы уже сцепились… Стыда у вас нет!
