У костра, прикрывшись расшитой абой, полулежит, посасывая трубочку, дед Гено, их старшой. Перед ним стоит на коленях Вела, самая молоденькая из жниц. Ей еще никогда не доводилось бывать в чужой стороне, все ей в диковинку, ни сон, ни усталость не берут неугомонную. Босиком, разметав по ветру косы, как легкая серна бежала она впереди всех. Взбиралась на оставшиеся с незапамятных времен придорожные курганы, чтоб с высоты поглядеть на деревни и бескрайние нивы, озаренные золотой улыбкой лета. А случится ей на рассвете увидеть аиста, степенно шагающего по камешкам, то и дело обмакивая в лужицу свой клюв, и радости ее нет конца. Аисты ведь никогда не залетали в их края.
В ту ночь дед Гено согласился ей погадать.
Она стояла на коленях, протянув вперед руку, и ждала, точно годовалый ягненок в Егорьев день, когда поутру пастух отворяет овчарню и останавливает на нем свой взгляд. Ждет белый ягненочек и не знает, взвалит ли его хозяин на плечи, чтоб отдать на заклание, или же выпустит в чисто поле резвиться.
Вела затаила дыхание, а старик, не выпуская изо рта ореховой своей трубочки, то подергивает бровью, то щурится, дотрагиваясь до загорелой ее ладони и сосредоточенно думая о чем-то, делает вид, что читает Велину судьбу.
— Что написано мне на роду? Скажи!
— Погоди…
— Какой ты, право… Не томи душу, скажи!
— Не забегай вперед, касатка. Дай получше всмотреться. Ведь это не книгу читать, а судьбу человеческую. Погоди, не вертись, егоза, а то ни слова от меня не услышишь. Дай-ка погляжу, какие у тебя глаза. Так… Черные. Ух, до чего черные и жгучие, огнем горят, — еле слышно, словно про себя, прошептал старик. И глубоко вздохнул. Потом помолчал, подумал и снова заговорил:
— Так-то вот… А всему причиной — монетка.
— Какая монетка, дядя Гено?
— Маленькая серебряная монетка.
— А где она?
— У тебя на груди, Велчо! В ней твое счастье. В счастливый час родилась ты на свет, владеешь этой монеткой и через нее получишь великое счастье. Кто надел ее тебе на шею? Покойная мать?
— Да, мама. Ты помнишь ее?
— Еще бы. Как не помнить! Ведь она, можно сказать…
— Что?
— Ничего… Было время, эту монетку носила на груди моя матушка. Как-то осенью пахал мой дед на Белом берегу и наткнулся на эту монетку. Сверкнула в борозде серебряная денежка. Отнес он ее попу Петко — ты о нем не слыхивала, дело было еще в туретчину, — а тот посмотрел и говорит: «Береги ее! Великое ты счастье нашел!» И вот носила эту монетку моя бабка, а перед смертью отдала моей матери. Сестер у нас не было, и отдала ее мать младшему из сыновей — Колю, отцу твоему.
