Весна | страница 140

Чабан замолчал и долго глядел на ореховую рощицу, где заливалась во все горло какая-то птаха.

— Да, будь он человеком, — продолжал Жото в раздумье, — он потребовал бы награды за такие заслуги, но он ведь только скромный пес, ничего не просит. Ему надо лишь полхлеба из моей сумки да полголовки брынзы из миски. Страшила, иди сюда, давай есть! Вот погляди, что сейчас будет.

Дедушка Жото, вытащив из сумки каравай, разломил его пополам, затем приподнял крышку миски ножом и разрезал брынзу на две равные части. Брынзу он положил сверху каждого ломтя хлеба.

— Выбирай! — сказал он псу, — чтобы потом не жаловался, что я дал тебе меньше.

Страшила уже смотрел на еду, радостно махая хвостом. Он оглядел порции, выбрал одну из них, поднял правую лапу и подвинул к себе свою долю. Брынзу он тут же проглотил, а хлеб ел медленно, смакуя. Потом облизнулся, даже не взглянул на порцию деда Жото, возвратился на свое место и улегся, обернувшись к ореховой рощице, куда снова скрылись овцы.

Перевод Е. Яхниной.

Скрипачи подступают,

Песни новые играют.

Народная песня

— Я, братец ты мой, решил смастерить Ивану Черному скрипку, каких до сей поры не делывал. Ведь ты небось видел на ярмарках обручальные кольца, литые из бронзы и позолоченные? Такими были мои прежние скрипки. Новая будет из чистого золота! Яворовое дерево я уже приготовил, сейчас оно сохнет. Подожду еще малость, пускай прогреется на солнышке. Мы его с Иваном в Гайдуцком долу срубили. Иван мне сказал: «Я это дерево знаю, много ночей я слушал его голос. Листья его шелестят, как ручей, что пробирается сквозь некошеную траву». Ветер никогда не ломал его ветвей, буря не пригибала его к земле. Древесина его золотом отливает. Деку я сделаю из пиринской пихты, гриф будет из заморского черного дерева, кобылка из дерева груши, что на межах растет, а смычок — из граба. Голос у той скрипки будет волшебный…

Вечер. Опаловые воды Золотой Панеги стали темно-зелеными. Подсолнечники повесили головы. Мельничное колесо остановилось: кто-то закрыл шлюз. В тихой воде послышался плеск рыбок. За ивами заворковала горлинка. Она горячо призывала своего дружка вернуться в гнездо.

— Нет Ивана нынче вечером, и не придет он. Носится с бригадой по селам. Подковы завтра будет ковать, серпы клепать, топоры точить. Весь день в кузнице машет руками, дубасит железо. Руки у него обожженные, черные. Глаза — как синяя сталь. Тебе бы посмотреть на него! Не могу понять, как можно такой ручищей добывать из скрипки неслыханные звуки. Он великий скрипач! Уже наседает на меня: «Начинай, говорит, делать скрипку, рука моя стосковалась по ней!» В этой корчме он уж бог знает сколько лет играет возчикам, что едут по большой дороге, запоздалым прохожим, лесорубам и цыганам, которые кочуют вокруг панежских сел.