Солнце припекало. Ополченцы время от времени протягивали руки к розовеющим кистям винограда и сосали кислые ягоды. Когда фески турецких солдат замелькали, подобно макам, колеблющимся от ветра, на еще не вытоптанных нивах, Второй батальон открыл смертоносный огонь. За пороховым дымом не стало видно врагов. Турецкие пули засвистели в ветвях черешен, с персиковых деревьев посыпались листья. Командир Третьего ополченского батальона подполковник Калитин, верхом на перепуганном выстрелами коне, не отрывал подзорную трубу от глаз. Увидев, какая лавина надвигается на нищенковских солдат, он стремительно выхватил из ножен саблю, рассек воздух и повел свой батальон на выручку. Высоко над головами заполоскалось Самарское знамя, полученное батальоном в Плоешти. Запев любимую свою песню «Болгарские юнаки», ополченцы устремились за командиром. Удар был настолько сильным, что первые ряды турок дрогнули, и оттоманцы начали валиться, как скошенная трава.
Разгорелась Старозагорская битва. В пыли и дыму потонула Чадыр-могила. Целых три часа ополченцы и донские казаки сдерживали врага в виноградниках у ворот охваченного ужасом города. Они отбрасывали турецкую свору, опрокидывали передовые колонны, но на их месте, словно вырастая из-под земли, появлялись другие, еще более многочисленные. А в это время дорога через ущелье к долине Тунджи была забита десятками тысяч людей, повозками, скотом — жители Старой Загоры в панике покидали родные места.
Солнце стояло в зените, и виноградные лозы уже не отбрасывали тень, когда черные турецкие всадники, перевалив через Бадемликскую возвышенность, начали окружать обреченный город. Неподалеку, за спиной регулярного турецкого войска, чудовище хаджи Тагир-ага точил свой ятаган и еле сдерживал рвавшихся к грабежам и крови башибузуков.
Подполковник Калитин, с тревогой всматриваясь в темные силуэты турецких всадников, отдал приказ об отступлении. Знамя, развевавшееся над виноградником и мужественно выстоявшее под огнем, медленно поплыло назад. Турки бросились вслед отступавшим. Вражеская пуля настигла знаменосца Цымбалюка и свалила его на землю. Но раненый русский богатырь, сделав сверхчеловеческое усилие, поднялся, и знамя снова зареяло над батальоном. Ослепительно сверкнул пробитый пулями золотой крест. Как остервенелые осы, устремились турецкие пули к святыне ополченцев — драгоценному дару, присланному первым болгарским солдатам гражданами Самары.
— Все к знамени! — раздался голос Калитина.
