— Мы рабочие из Драмы. Нас схватили на дороге и привели сюда. В чем мы провинились, не знаем.
Главный тюремщик Кровавой башни вскипел:
— Зачем вы их сюда привели? Тут и так переполнено. Куда я их дену? Себе на голову, что ли? Живо отправляйтесь с ними туда, откуда пришли!
Он замахал руками и выгнал стражников, которые, понуря головы, повернули коней назад. Но где-то во Фракии, ночью, когда оставалось всего три дня пути до Драмы, пленникам удалось ускользнуть из рук стражи и скрыться в темноте. Разбежались в разные стороны куда глаза глядят. Уже светало, когда Петко, немало проплутав по незнакомым местам, набрел на турецкую сторожевую будку. Двое стражников сидели у огня, скрестив по-турецки ноги, прихлебывали кофе из больших чашек и изредка посматривали на дорогу. Увидев оборванного путника, стражники остановили его, стали допытываться, откуда он, по какому делу идет, и, наконец, потребовали предъявить документы. Пока Петко путано пытался что-то объяснить, стражники встали, и один из них сказал:
— А ну-ка, входи в сторожку, зажжем свет и посмотрим, что ты за птица! Возьми кувшин с водой и следуй за нами!
Стражи Оттоманской империи лениво поплелись к сторожке, Петко — за ними.
— Пропал! — подумал он, напружинился и, как только второй стражник переступил порог комнаты, Петко обрушил кувшин на его голову, втолкнул оглушенного турка внутрь, захлопнул дверь, задвинул щеколду и исчез в темноте. Как тень, бесшумно несся он по широкой и ровной дороге. Час… два… три… Ступни ног у него онемели. Восходившее солнце застало Петко в тутовых садах Сереса. Вдруг, на беду, из-за поворота дороги, словно из-под земли, выросли всадники, похожие на тех, что гнали гайдуков в Кровавую башню. Что делать? Бежать? Все равно поймают! «Притворюсь сумасшедшим!» — искрой блеснула спасительная мысль. И недолго думая Петко подбежал к всадникам, забормотал первые пришедшие на ум турецкие слова, затем кинулся к первому турку и огрел его лошадь кулаком по голове. Лошадь встала на дыбы и сбросила седока на землю. Турок ушибся и, вскочив, схватился за пистолет, но товарищ остановил его:
— Не видишь, что ли, ведь он сумасшедший! Грех обижать безумного. Спрячь оружие!
И правоверный, развязав свой кошель, извлек оттуда монету и бросил ее «сумасшедшему».
В Гюмюрджине Петко Киряков снова собрал гайдуцкую дружину, ушел с ней в леса и начал уничтожать один за другим султанские карательные отряды. Два года сражалась Петкова чета в Беломорских горах, защищая порабощенных братьев от многовековых угнетателей. Но Петко томился, тесно ему было в лесах. Хотелось увидеть белый свет и изучить тонкости военного искусства. Он распустил чету и через Македонию отправился в Афины. Поступил в военное училище и всю зиму посвятил изучению стратегии. Как только повеяло весной, сердце гайдука вновь беспокойно забилось. Никому не сказавшись, Петко Киряков поднялся на борт парохода в Пирейском порту и отплыл к берегам Апеннинского полуострова, к вождю итальянских революционеров Джузеппе Гарибальди. Шел 1866 год. Сын моряка, испытанный борец за свободу итальянского народа, свергнувший в 1849 году папскую власть и провозгласивший Римскую республику, первоклассный вождь Сицилийского восстания, как его назвал Энгельс, только что вернулся из похода на север против австрийских оккупантов. Когда ему доложили, что из Афин прибыл молодой болгарин, борец против османского ига, он поднялся ему навстречу. Доганхисарец как зачарованный смотрел на легендарного Гарибальди, на его надвинутую на правую бровь меховую шапку, густую с проседью бороду, обвисшие усы. Взор итальянца, казалось, проникал в самую душу.
