Сутулый спрятал удостоверение и снова вытащил авторучку. Это была совсем не простая, а особая авторучка, тяжелая, литая, колпачок и тело ребристые, меж пальцев ложится удобно, перо ее само пишет, если, конечно, водятся мысли.
— Нет, это не игра и не маскарад. Видите ли, есть неизбежные вещи, где мы с вами думаем одинаково или, по крайней мере, обязаны так думать, — возразил Сутулый очень спокойно и даже с оттенком снисходительности, привычно любуясь авторучкой и чуть поигрывая ею. Голос у него был слегка в нос, и картавил немного Сутулый. Похоже было, что его уже спрашивали об этом, и отвечал он устало, чуть прикрыв глаза тяжелыми веками. Он словно заранее освящал сказанное видимым только ему нимбом истины, но истины, так сказать, не в конечной инстанции, ибо он был человеком не глупым, чтобы навязывать свое мнение сразу, да еще и с помощью общедоступных постулатов средней стоимости.
— А насчет маскарада… Знаете, маски всегда, даже самые разные, одна на другую похожи. И мастерить их несложно, — объяснил он простуженно. Острый нос его неприятно краснел. — Все грамотные и писать тоже научились. Но вот в чем загвоздка — или не хотят, или времени, как у вас, в обрез, а газета, поймите, это тоже производство, она каждый день должна выходить, и тут ничего не попишешь. Простыл я, профессор, в ушах скрипит, как ворота на ржавых петлях открывают… Так вот, наоборот, попишешь, да еще и как быстро попишешь, даже за самого дьявола, если будет надо…
— Универсальность? Точнее — универсализм? — спросил он журналиста со скрытой неприязнью, но тот неприязни не уловил. Представилось, как он будет лечить свою простуду, — наверняка народным способом: густо заправит полстакана водки красным перцем, солью, горчицей, кинет туда таблетку аспирина, хлобыстнет эту термоядерную смесь залпом, крякнет, укутается сладостно в полосатый халат и — на боковую под толстенное одеяло.
— Универсальность? Если хотите — да, универсальность. Но универсальность — профессиональное свойство не только одной журналистики. И это более чем странно в наш век усиливающейся профилизации, когда титаны, подобные Леонардо да Винчи или Михайле Ломоносову, просто невозможны, хотя бы из-за узкой специализации знаний, фантастического обилия информации и по другим причинам, — пришелец неопределенно и уклончиво повел при этом рукой.
— А тогда как это понимать — за самого дьявола? Шутить изволите? Сегодня за Люцифера, а завтра за бога Саваофа? — прищурился он на Сутулого, обнаруживая, что в голосе появляется жесткая ирония. — Или уже в полном согласии со статусом не второй, а первой древнейшей профессии?
