Все-таки великая штука — жизнь! Он вообразил некий жилой квартал, сплошь заселенный только пациентами его и сына — очень большой квартал получался; может быть, и не квартал, а городок, жильцы которого ни за что, наверное, не избрали бы его своим мэром, потому что в этом городе вместе с исцеленными и бодрыми людьми жили и те, кого он с Костей помимо желаний отдал небытию, и было очень жутко встречать их воскресшими. И еще напрасно говорят, что спасенные боготворят спасителя. Не все боготворят, многие о нем забывают, а еще больше помнят со жгучею обидой: старался, мол, но сделал не так, а ведь мог же! А что, если не мог?!
III
Он зачем-то передвинул с места на место зацарапанный телефон под зеркалом на полированной тумбочке, задержал взгляд на зеленой телефонной книге, куда с Инной записано им немало уже навсегда вычеркнутых номеров, представил, что когда-нибудь наступит день, и его телефонные номера тоже кто-нибудь вычеркнет или обведет карандашом навсегда, глянул из коридора в гостиную на пустой экран телевизора у незашторенного окна.
Странным свойством обладает коридор. Чад с кухни почему-то стекал именно сюда, флюиды парфюмерии Инны тоже просачивались из спальни. Табачный дым, если кто курил в гостиной, по какому-то необъяснимому закону сначала оказывался в коридоре. Теперь в коридоре пахло только старыми газетными подшивками, которые Аля все собирается обменять на «Королеву Марго».
В гостиной над телевизором в простенке висит его любимая акварель работы Ивана Квачко — синие скалы, вечерний фиорд с цветом успокоившейся воды: аквамарин плюс холодный свинец, гладкое тело подводной лодки у айсберга и намек на стихнувший океанский ветерок; и тут же в углу рамки небольшая фотография белобрысого пацана, стриженного под «горшок» и улыбающегося очень сосредоточенно и внимательно. Смотрит в объектив, а в руках держит дымчатую кошку, молодую и царапчатую.
Давний Костин снимок — снимок с и с т о р и е й.
Их было два снимка, остался один…
Жена, уходя в библиотеку, обязательно наказывала, чтобы окна в комнатах и краны на кухне и в ванной были плотно закрыты, утюг, торшеры, радиола и телевизор выключены — на случай грозы, даже если с утра вовсю сияло солнце над городом, который лежал огромной подковой у поднебесных снеговых гор.
Ночами, а иногда и днем налетали на город не грозы, а мелкие дожди, но были они короткими, совсем не похожими на осенние. Земля быстро подсыхала, а промытый летучим дождем воздух становился приятнее и как бы гуще.
