Шаров, смущенно улыбаясь, молча тряс руку чернобородого. Андрей хлопнул его по плечу.
— И от меня спасибо, друг! — сказал он.
Я вдруг вспомнила, что я-то ведь не поблагодарила Шарова. Понимала, что нужно что-то сделать, но неприязнь к нему, страх перед ним еще не прошли во мне. И я молча отвернулась. Да он и не смотрел на меня больше.
— Доктор, — сказал Андрей, — значит, Владимир тут у вас и отлежится? Это ваша квартира?
— Да, — сказал доктор, — на эти дни я у себя устроил летучий лазарет. Собственно, на тяжело раненных я не рассчитывал. Я дал кое-кому свой адрес — для легких ранений. Но раз уж мне принесли тяжело раненного, не отправлять же его обратно. К счастью, у меня все оборудование для операции имеется. Не беспокойтесь, товарищ, у меня будет хорошо…
«Какие разные бывают доктора!» — подумала я с удивлением, вспомнив бабушкиного толстого врача.
В передней раздался сильный звонок.
— А как же с Ириной? — снова спросил Андрей.
Но ответить ему никто не успел. В комнату быстро вошел новый человек. Это был уже немолодой красногвардеец. Правой ладонью он поддерживал левую руку, наскоро перевязанную окровавленной тряпкой. Он был бледен, но на взволнованном морщинистом лице радостно сияли глаза.
— Доктор! — начал он, но вдруг увидел всех нас, и глаза засияли еще ярче.
— Товарищи! Уже знаете?!
— Что? Что?
— Взят Зимний! Кончено!
— Да ну? Когда? Сейчас? — обступили его все радостно, засыпая вопросами.
— Сейчас! Я прямо оттуда. А где и как это меня угораздило, и сам не пойму! — он показал головой на раненую руку. — Готово дело, наш Зимний…
— Идемте перевяжу, — перебил его доктор.
— Стойте! Дай расскажу товарищам! — отмахнулся от него раненый.
— Ну! Ну! Говори! Как же? — нетерпеливо перебили его Андрей, чернобородый, Шаров. Доктор и его дочь напряженно следили за рассказом. У всех были возбужденные, праздничные лица. И я вдруг почувствовала, что и меня захватывает общая радость, что и мне вдруг стало весело, легко, свободно на душе…
— Поди ж ты! — радостно захлебываясь, рассказывал красногвардеец. — Почти что без потерь дворец взяли! Мы тесним кругом, все ближе да ближе, а с ихней стороны защитников-то все меньше и меньше! Сначала все палили из-за дров, а потом и палить бросили. Как это перемахнули мы через штабели дров, — глядь, а там винтовки накиданы, юнкера побросали, а сами-то и невесть где. Так свободно и вошли во дворец. Бабы — ясное дело — сразу посдавались. Юнкеров, что еще остались, разоружили. Только около самой комнаты, где Временное правительство засело, юнкеров кучка небольшенькая, — не сдаются. Ощерились штыками, не пускают. Ну, а министры видят, что все одно податься некуда, — «Сдаемся, — говорят, — силе уступаем».
